Письма по кругу (Художественная публицистика)   ::   Гессе Герман

Он старается пробудить в своем младшем собрате интерес к политической активности, пытается втянуть его в широкое общественное движение; иногда он слегка иронизирует над чрезмерной тягой Гессе к "комфортабельному" одиночеству, но делает это с тактом, догадываясь, очевидно, как трудно дается склонному к созерцательности поэту всякое публичное выступление.

У Роллана и Гессе, у француза и немца, вставших в единый строй защитников гуманистических ценностей мировой культуры, был еще один объединяющий момент: оба они в годы первой мировой войны жили в Швейцарии, в стране, которая казалась им "возвышенным примером для всей остальной Европы", "островом справедливости и мира", куда, спасаясь от "разнузданной слепой силы", причаливают "усталые путешественники всех стран" 1. Примечательно, что, говоря о Гессе как о единственном из всех немецких поэтов, сохранившем "поистине гётевское величие духа", Роллан всякий раз соотносит его со Швейцарией, называет "почетном гостем и почти приемным сыном Швейцарии" 2.

1 Р. Роллан. В стороне от схватки. Пг., 1919, с. 39-40.

2 Там же, с. 124-125.

Хотя круг деятельности Гессе значительно уже роллановского, но и он активно включается в повседневную борьбу, работает в Бернском комитете помощи военнопленным, пишет антивоенные статьи, собирает единомышленников. На него, как и на Роллана, огромное воздействие оказали революционные события в России. Благодаря им он все глубже постигает империалистическую сущность войны. Если в послании "К государственному министру" (август 1917 года) еще явственно слышны отголоски иллюзий либерально настроенного интеллигента, видевшего причины безответственной воинственности министра в том, что тот "слишком мало слушает музыку, слишком мало читает Библию и великих писателей", то в написанной три месяца спустя статье "Наступит ли мир?" звучат совсем иные мотивы. Гессе уже не желает победы ни одной из сторон - ведь в любом случае "в выигрыше окажется то, что называют "милитаризмом" и что по справедливости ненавидят". Он призывает последовать примеру русских, которые "первыми среди народов решили пресечь войну в корне и положить ей конец". Приветствуя мирные инициативы революционной России, он порицает другие государства за косность в этом жизненно важном вопросе и требует покончить с постыдной войной, которая не нужна никому, "кроме крошечной кучки больных фанатиков или бессовестных преступников". Он уже не советует государственным деятелям, неспособным "внять голосам человечества", читать Библию или слушать музыку; он требует немедленно лишить их власти, не дожидаясь, пока новые миллионы людей истекут кровью ради их глупых притязаний.

Это уже не просто прекраснодушный призыв к миру, это завет активного гуманиста, наказ всем людям доброй воли бороться за мир на земле решительно и до конца, отбросив равнодушие, вооружившись гражданским мужеством и душевной стойкостью.

То, что с такой убежденностью и страстью высказано в статье "Наступит ли мир?", не утратило своей актуальности и в наши дни.

Исключительно важное место в духовных и художнических исканиях Гессе 10-20-х годов занимает Ф. М. Достоевский. Вообще говоря, в самом факте увлечения русским писателем не было ничего необычного: его имя в те годы было на устах у всех. Но Гессе усваивал и "переживал" Достоевского особенно интенсивно. Он сформулировал общую для многих особенность обращения к Достоевскому: к нему приходят не в пору благополучия и душевной уравновешенности, а в годину отчаяния, в пору личных и общественных потрясений. "Только тогда мы воспринимаем музыку Достоевского, его утешение, его любовь, только тогда нам открывается чудесный смысл его страшного, часто дьявольски сложного поэтического мира".

Такая пора наступила и для Гессе, до войны вполне благополучного человека и удачливого писателя.