Пять Писем из восточной империи   ::   Грей Аласдер

Может быть, твоя маленькая миловидная мама превратилась в бесстыжую шлюху вроде ее сестры, а твой кряжистый немногословный отец — в нудного подагрика вроде императора Гюна. После встречи с ними ты преисполнился бы мудрой печали и захотел бы сочинять заурядные стихи о быстротечности времени и опавших лепестках, уносимых потоком. Твой талант следует поберечь для более возвышенной темы.

Я спросил, будут ли у меня во дворце друзья. Он ответил:

— У тебя их будет двое. Своим методом я воспитал еще одного поэта, не очень хорошего, способного, когда придет повеление, разве что на второразрядные вирши. Вы будете жить в одних покоях. Но твой лучший друг тебя уже знает. Вот его лицо.

Он дал мне кружок величиной с подушечку моего большого пальца. На нем эмалью была изображена маленькая круглая лысая головка. Глаза — черные щелки меж замысловатых морщин; низко опущенный рот казался беззубым, но изогнулся в неожиданно сладкой плутоватой улыбке. Я понял, что это не кто иной, как бессмертный император. Я спросил, не слепой ли он.

— Да, как же иначе? Идет сто второй год его правления, и ныне все зрительные картины для него — бесполезное знание. Но слух у него чрезвычайно острый.

И вот мы с Тоху переселились во дворец старой столицы, где вышколенная свита всячески отвлекала мой расширившийся ум от мыслей о предстоящем труде. Мы жили в довольстве, но и в тесноте. Персонал дворца постоянно рос, многих почетных гостей селили вне его, в городских домах, которые отбирали у жителей. Новых домов не строили вовсе, потому что вся рабочая сила и все строительные материалы империи были брошены на возведение нового дворца в верхнем течении реки; сады, кладбища и даже некоторые улицы покрылись шалашами, бочками и ящиками, в которых ютились тысячи семей. Я никогда не ходил по улицам, потому что на почетных гостей прохожие часто смотрели косо, со скрытой ненавистью. Император велел увеличить толщину подошв у церемониальных башмаков с тем, чтобы даже нижайший из его почетных гостей мог идти сквозь толпу простолюдинов, не встречаясь с ними взглядами. Но вскоре несколько обитателей дворца подверглись нападениям разбойников, лица которых сверху не удалось разглядеть, и поэтому вышло повеление почетным гостям не ходить никуда без провожатого и свиты. Это гарантировало полную безопасность, но передвигаться по запруженным народом улицам стало очень трудно. Наконец император запретил простолюдинам выходить на улицы в середине дня, и положение улучшилось.

И все-таки тех же самых горожан, что бросали недобрые взгляды, роптали и разбойничали, наш уход поверг в ужас! Вся их торговля и все ремесла зависели от императорского двора, и без него большую их часть ждала судьба лишних людей. К императору пошли анонимные письма, где говорилось, что, если он надумает переезжать, верфи и суда будут сожжены и дворцовое водохранилище будет отравлено сточными водами. Вы можете спросить, как узнал об этом ваш сын — живущий в уединении поэт. Дело в том, что верховный наставник по общественному спокойствию иногда просил меня подправить формулировки слухов, одобренных императором; Тоху делал то же самое со слухами, не получившими одобрения, которые распространялись через сообщество нищих. Мы оба редактировали слух о том, что горожане, которые хорошо работают и не ропщут, будут взяты слугами в новый дворец. Это соответствовало истине, но не в такой степени, как надеялись люди. Вместо анонимных писем к императору стали приходить подписанные петиции от ремесленных цехов, где сообщалось, как долго и преданно их члены служили императору, и выражалась просьба о продолжении службы. На каждую петицию был дан письменный ответ на бланке с императорской печатью, где говорилось, что просьба услышана и будет рассмотрена.