Бубновый туз   ::   Сухов Евгений

А может, Феликс Эдмундович наделен каким-то сверхъестественным даром, позволяющим ему влиять на волю людей?

Тьфу, дьявол! До чего только не додумаешься. Ведь большевики не верят в подобную чертовщину!

— А вам не кажется, что Сарычев начал уставать? — помолчав, спросил Дзержинский.

Ах вот оно в чем дело. Легче не стало, но ситуация несколько прояснилась.

— Возможно, что и подустал. Сарычев много работает. Все мы люди и время от времени нуждаемся в отдыхе. Но это не мешает ему приходить на работу раньше всех и позже всех уходить.

— Так-то оно, конечно, так, — неопределенно протянул Дзержинский.

Пальцы Петерса невольно вцепились в подлокотники кресла, фаланги пальцев побелели. С эмоциями надо уметь справляться. Он мгновенно ослабил хватку. Интересно, заметил ли Дзержинский? Наверняка… С его-то наблюдательностью!

Взгляд Феликса Эдмундовича становился все более пронзительным, выворачивал душу наизнанку. Даже ему, заместителю начальника ЧК, становилось как-то не по себе, а что тогда говорить об откровенной контре!

На Якова Христофоровича нахлынул озноб — по коже неприятно пробежали мурашки. Да уж… Никогда не знаешь, о чем заведет речь Дзержинский и о чем он думает, — а что, если подозревает его, Петерса, в какой-нибудь контрреволюционной ереси?!

Окружение у председателя было не самым простым. Среди них хватало и таких, кто откровенно недолюбливал латыша Петерса, считая его чужаком в России. Например, могли наговорить, что он связан с монархистами, а в таких делах не станут особенно церемониться.

Неприятный, леденящий озноб добрался до самого нутра и не желал выходить наружу. Следовало как-то противостоять могучей воле Дзержинского, но как это сделать, Петерс не знал.

На правой стороне лба Феликса Эдмундовича была крохотная родинка, и Петерс старался смотреть прямо на нее.

— Я вот о чем подумал, Яков Христофорович, надо бы назначить Сарычеву крепкого заместителя. Человека, которому мы доверяем, который проверен партийной работой.

— Согласен с вами, Феликс Эдмундович, — поспешно сказал Петерс. — Не мешало бы реорганизовать его работу. Ведь он многое берет на себя. И возможно, что где-то даже не успевает. Если у него появится сильный заместитель, то он сумеет разгрузиться и работа станет более плодотворной. У вас имеется кто-то на примете?

— Да. Мария Сергеевна Феоктистова.

Такого ответа Петерс не ожидал. Взгляд Дзержинского обесточивал, лишал сил. Не выдержав, он отвел глаза в сторону, испытав настоящее облегчение. Сейчас Петерс напоминал электрический прибор, из которого выдернули шнур. Вот немного остынет и будет способен продолжить беседу.

О том, что Мария Феоктистова человек Дзержинского, он слышал и раньше, но теперь удостоверился в этом лично. Говорят, что в Петрограде она была его глазами, а если слухи соответствовали действительности, то сейчас он хочет присматривать и за Москвой.

— Чрезвычайная комиссия — особый орган. В подразделениях уже сложились свои отношения. Вряд ли женщина сумеет там прижиться. Ведь по своей природе они мягче, чем мужчины.

— Вы давно знаете Марию Сергеевну?

— Около трех лет.

— Вот видите… А я ее знаю уже лет десять. Хочу отметить, что она очень волевая женщина, чем-то она напоминает мне Коллонтай. Даже внешне… А в ее твердости сомневаться не приходится. — Голос Дзержинского был уверенным, он четко выговаривал каждое слово, что придавало его высказываниям дополнительную убежденность. — Несмотря на молодость, она давно состоит в партии и очень полезна нашему делу. Я бы даже сказал, что она способна пойти на самопожертвование. Мария Сергеевна человек весьма трудной судьбы. У нее необыкновенное самообладание. Несколько раз она оказывалась просто на краю гибели и всякий раз находила в себе силы, чтобы выжить и стать еще более твердой.