Пятнистая смерть   ::   Ильясов Явдат

- Научишь стрелять так же метко, как сам стреляешь?

- С великой радостью, Белый отец!

- А ты, - вождь требовательно глянул сыну в лицо, - хочешь научиться стрелять, как Хугава?

- Я? - Спаргапа подскочил, будто его искрой обожгло. - Еще бы! Конечно хочу. И я смогу бить фазана на влет, как ты? - с надеждой спросил он у табунщика.

- Сможешь.

- Ах-вах! - Спаргапа сорвал с кудрявой головы колпак и восторженно хлопнул им о колено. Веселый смех. Вождь пригнулся к уху сына:

- Утром на пастбище ты обидел Хугаву. Я отомстил за него. Это - одно. Другое - прежде, чем перья дарить, научись их доставать. Ясно?

Хугава разломил фазана пополам, предложил долю Спаргапе.

- Ты - мне?

- Тебе.

Юноша благоговейно принял дар, благодарственно глянул Хугаве в глаза. Сказал убежденно:

- Теперь ты - лучший мой друг! Хорошо?

- Хорошо, - серьезно ответил стрелок.

- Дато! Хоу, Дато! - крикнул Белый отец. - Ты нарвал чесноку, брат?

- Нарвал, брат, - откликнулся Дато, после вождя самый старший из сакских старейшин.

Белый отец понизил голос:

- Разбросай по поляне, брат, и кинь в костер, чтоб духи чангалы не мучили нас ночью. Дикий чеснок - святая трава. Духи не любят чесночного духа.

- Наверное, много их тут, - прошептал боязливо Спаргапа.

- А встречал их кто-нибудь? - недоверчиво спросил Хугава.

- Встречал. - Вождь почесал зубчатый шрам на левой щеке. - Как-то раз, когда Спаргапы еще не было на свете, я, подобно Наутару, заблудился в чангале.

- Ну? - изумился Спаргапа.

- Вижу - ночь. Что делать? Залез на вяз, сижу среди ветвей, молчу. Задремал. Проснулся, слышу - шум, бубен гремит. Хм?.. Высунул нос из листвы - духов полная поляна!

- Ну?

- Забыл сказать - у меня шишка была на левой щеке. Вот, место осталось. - Вождь снова прикоснулся к шраму. - Большая шишка, точно кулак. - И старик вытянул к огню кулак величиной с голову годовалого бычка.

- Ну?

- Ну, я испугался. Притаился. Чуть жив от страха. Духи чангалы плясать принялись. Так себе пляшут, кто во что горазд. Топают как попало, переваливаются на хромых ногах. Откуда им знать, как надо плясать? Нечисть.

- Ну?

- Ну, а я был плясун хоть куда. Отменный. Смолоду у вечерних костров отличался. Взыграло у меня сердце. Не утерпел - спрыгнул с дерева и говорю: "Хватит срамиться! Смотрите..." И закружился, будто вихрь, по поляне. "Ой, хорошо!" - заорал Одноглазый. "Ой, хорошо! - завопило стадо его горбатых сородичей. - Бесподобно пляшет. Оставайся с нами, старик, навсегда. Будешь веселить болотный народ". Вот тебе на! Угораздило меня напроситься к бесам в приятели.

- Ну?

- Взмолился я: "Не могу, други. В становище пора". "Стой! Удрать хочешь? - завизжали духи. - Не отпустим". "Почему - удрать? Старуха заждалась. Зловредная старуха. Не вернусь к утру домой - голову снимет. Не задерживайте меня, други. Наступит следующая ночь - сам приду". "Нашел глупых! - разозлился Одноглазый. - Так тебе и поверили. Давайте отнимем у него самую нужную вещь - как олень прибежит". Пристали духи: "Какая вещь у тебя - самая нужная?" Я смекнул кое-чего. "Все берите, - говорю, - и рубашку, и штаны, и лук, и стрелы, и нос, и уши - только шишку не трогайте..." "Ага!" - обрадовался главный дух. Фьють! - и открутил шишку. Да так ловко, что хоть бы чуть заболело.

- Ну?

- Ну, отправился я в становище. Духи провожать пошли, чтоб зверь не напал. Дома - гам, гвалт. Где был, где шишка? Я рассказал - так итак. Приехал старик из саков заречных. У него тоже шишка была, только на правой щеке. Показал я ему дорогу. Помчался заречный в чангалу, вскарабкался на дерево. Ждет. Вот и духи явились.

- Ну?

- Опять пустились они в пляс. Одноглазый кричит: "Старик, ты здесь?" "Здесь". "Слезай, без тебя скучно". Пляшет заречный. Но когда у них, заречных, путный плясун попадался? Ворочался, ворочался, словно коряга в узком протоке, - надоело Одноглазому. "Не ладится у тебя сегодня, дед, говорит, - дрянь ты, старик, - говорит, - убирайся отсюда, пока жив, говорит, - да шишку свою не забудь".