Пёс, который говорил с богами   ::   Джессап Дайана

Но день был свеж, и вся его решимость сошла на нет.

Сегодня он продолжит наблюдения, поищет, где ещё может прятаться пёс, и попытается найти место повыше, откуда сможет работать его сотовый телефон. Хоффман позавтракал, выпил кофе, прихватил с собой обед и ушёл.

«Волос немного осталось, и те седые, — думал он, продираясь сквозь густые заросли, — но я все ещё в чертовски хорошей форме для моего возраста». После трех часов безостановочной ходьбы он был доволен, что дыхание у него все такое же ровное и лёгкое. Хоффман знал, что без радиоошейника они не смогут следить за передвижениями пса, и продолжал искать высокие точки, где без помех работали бы видеокамеры и радиопередатчики.

Он прошёл по склону, выбрался из леса. Теперь нужно преодолеть высокую гряду валунов. Взобравшись по скользким камням почти до вершины, он присел передохнуть на плоскую плиту. Развернул обед, достал термос с кофе. Небо над головой было того особенного оттенка темно-синего, какой увидишь только высоко в горах. Древняя каменная осыпь тянулась вниз ярдов на семьдесят и обрывалась на границе леса.

Глаз уловил какое-то движение, и его сердце вздрогнуло, как молодая кобылка. Вспышка рыжевато-коричнево го золота переместилась вниз и влево — неужели пума? Хоффман досадливо усмехнулся, радуясь, что никто не видит его испуга: это всего лишь пёс, явно следует за ним, держась поодаль. Молодой зверь, потеряв след, сердито фыркал где-то в расщелине между скалами. В следующий же миг, услышав резкий, тревожный свист сурка, Хоффман понял, почему тот свистит. И весь следующий час с удовольствием наблюдал представление, которое разыгрывали юный хищник и его умудрённый противник. Несколько крупных сурков беспокойно оглядывались по сторонам, вытянувшись во весь рост на виду у незваного гостя, затем ныряли под камни, у пса под самым носом. Своим свистом они дразнили питбуля. И снова учёный отметил, что пёс, несмотря на голод, похоже, был вполне доволен жизнью. Хвост его бешено метался, пёс, казалось, наслаждался каждой новой погоней. Абсолютно не отчаивался, все больше входя в азарт, и остановился, только когда совершенно выбился из сил. Язык вывалился наружу, морда покрылась хлопьями белой пены. Он лёг на живот, вытянул задние лапы и прикрыл глаза в блаженной усталости. Немного погодя поднялся и вскоре скрылся за деревьями под насмешки сурков.

Хоффман потратил остаток дня, отмечая слепые зоны и места для передатчиков. От лагеря он успел отойти мили на три и уже приятно утомился. К вечеру похолодало, он откатал рукава рубашки. У небольшого живописного ручья, сбегавшего вниз по камням среди папоротников, остановился зачерпнуть воды. Хоффман пил, как всегда изумляясь ледяному холоду горной речки и наслаждаясь её свежестью: за долгие годы его многострадальный язык измучили чёрный кофе и трубочный табак. Убрав термос, он двинулся через ручей, легко перешагивая с камня на камень. И вдруг поскользнулся, на секунду восстановил равновесие и оступился снова. Ботинки скользили на гладких мшистых камнях. Левая нога попала между двумя валунами, и Хоффман скривился от внезапной острой боли. Попытался выбраться на берег, но не смог и упал на спину, прямо в воду. Хуже и быть не могло — рюкзак и одежда моментально вымокли.

Хоффман попытался освободить левую ногу, но боль не давала пошевелиться. Холодея от дурного предчувствия, он потянулся и поднял ногу обеими руками. Боль была нестерпимая. Он выбрался из воды и несколько мгновений бессильно лежал на земле, укачивая вывихнутую лодыжку и молча проклиная себя за чудовищную неуклюжесть. Лечение потребует времени, так что на всю следующую неделю прогулки по пересечённой местности придётся отменить.