Плотское познание   ::   Корагессан Бойл Т

Одним прыжком Алина взлетела на крыльцо и кинулась ему на шею. Я смотрел, как они целовались, и не был это отцовско-дочерний поцелуй, хоть убейте. Этот поцелуй что-нибудь да значил - в общем, не понравился он мне. Рольф, подумал я, что за имя такое?

- Рольф, - выдохнула Алина, все еще запыхавшаяся после стремительного броска, словно предводительница болельщиков, поздравляющая победителя, познакомься с Джимом.

Вот и моя очередь подошла. Я поднялся на крыльцо, протянул ему руку. Рольф взглянул на меня глубоко посаженными глазами и стиснул мою ладонь крепким мозолистым пожатием, пожатием плотника и лесоруба, освободителя индюшек и лабораторных мышей.

- Очень рад, - сказал он шершавым, как наждак, голосом.

В хижине горел камин, мы с Алиной сели перед ним и стали отогревать руки, пока Альф принюхивался и скулил, а Рольф разливал зингеровский чай в японские чашечки размером с наперсток. С того момента, как мы переступили порог, Алина болтала не переставая, Рольф скрипел ей в ответ, как старое дерево, они обменивались именами, новостями, слухами - для меня это было как шифрованный язык. Я рассматривал изображения чирков и крякв, развешанные на стенах с отслаивающимися обоями, приметил в углу коробку с вегетарианской фасолью Хайнца и на камине большую бутыль виски "Джек Дэниэл". После третьей чашки чая Алина, наконец, откинулась в кресле - старой громадине в стиле Армии спасения с грязными салфеточками на подлокотниках и спинке - и спросила:

- Так какой же у нас план?

Рольф бросил на меня еще один взгляд, быстрый и хищный, как будто не знал, можно ли мне доверять, потом повернулся к Алине.

- Индюшачья ферма естественного вскармливания "Гедда Габлер". Кто как, а я ничего остроумного в этом названии не нахожу. - Он опять посмотрел на меня, на этот раз долго, испытующе. - Головы они перемалывают на кошачий корм, а шею, внутренности и все прочее заворачивают в целлофан и суют обратно в брюшную полость, вот ведь садисты. Что им эти индейки такого сделали?

Вопрос был чисто риторический, даже если он и был ко мне обращен, никакого ответа я не дал, только на моем лице изобразились скорбь, гнев и решимость. Я думал обо всех индейках, к чьей злой судьбине я приложил руку и зубы, о сломанных на счастье грудных косточках, о "пасторских носах", как назывались у нас птичьи гузки, о поджаристой кожице, которую я смаковал в детстве. От этих мыслей к горлу подступил комок, но было и другое: я почувствовал, что проголодался.

- Бен Франклин хотел их сделать национальным символом, - вставила Алина. Слыхали про это? Но любители мяса взяли верх.

- Пятьдесят тысяч птиц, - сказал Рольф, быстро посмотрев на Алину и опять устремив на меня прожигающий взгляд. - Есть информация, что завтра их начнут убивать для рынка парной индюшатины.

- Самое лакомство для яппи, - голос Алины источал отвращение.

Помолчали. Стало слышно, как потрескивает огонь. Туман давил на окна. Темнело.

- Ферма видна с шоссе, - сказал наконец Рольф, - но проезд только через Кальпурния-спрингс. Около двадцати миль - двадцать две и три десятых, чтоб быть точным.

Глаза Алины сияли. Она не сводила их с Рольфа, словно он был посланцем небес. Я почувствовал, как что-то поднимается у меня в желудке.

- Ночью махнем.

Рольф настоял, чтобы поехали на моей машине - "Мой пикап вся округа знает, я не могу рисковать на такой небольшой операции", - но мы залепили номерные знаки спереди и сзади дюймовым слоем грязи. Лица затянули черным, как коммандос, из сарая взяли все необходимое - кусачки, ломы и две большие канистры бензина.

- А бензин-то зачем? -спросил я, прикидывая канистру на вес.

- Мы ж диверсанты, - блеснул глазами Рольф. Альфа по очевидным причинам оставили дома.