Побег куманики   ::   Элтанг Лена

И не ленитесь хотя бы изредка ему отвечать. Тогда и табличка с заклинанием не понадобится, уж поверьте специалисту.

Именно так и вышло с Мозесом. Виртуальный персонаж понемногу становился живым. Теперь-то, думаю, он настолько жив, что если палец поцарапает, кровь его окрасит бумагу. И не только бумагу.

Впрочем, ладно.

Живому человеку нужен воздух для дыхания, твердая земля под ногами, небо (и, желательно, крыша) над головой, вода, еда, какое-нибудь занятие, а еще, говорят, любовь — что ж, вполне возможно.

Я это все к чему — ожившему персонажу нужно ровно то же самое. То есть то, что зовется «тканью повествования», «пространством текста» — да как только оно не зовется. Какая разница, лишь бы было.

И оно, кто бы сомневался, появилось. Придуманный летним днем сюжет изменился до неузнаваемости, — оно и к лучшему. Придуманные тогда же персонажи сменили походку, черты и выражения лиц, взбунтовались, взяли судьбу в свои руки и честно поделили ее поровну. Словом, все, что должно, случилось, как видите. Надеюсь, что видите.

Когда настало время отправлять рукопись этого романа в издательство, мне пришлось написать сопроводительное письмо, где, помимо всего, было сказано: …и пожалуйста, пожалуйста, не вздумайте отдавать этот текст ни редактору, ни тем более корректору, потому что знаю я ваших корректоров, поставят ненужную запятую, не согласовав с автором, а у нас от этого рухнет целая Вселенная — и что тогда?

Это, имейте в виду, были не пустые слова. Я — так уж получилось — знаю, что представляет собой текст. И вероятно, мой долг состоит в том, чтобы сказать о нем еще одну, возможно, единственно важную правду. Это — живая рукотворная реальность — новехонькая, с иголочки. Еще недавно ее не было, а теперь — есть. Положите — вот прямо сейчас — руку на обложку книги, сосредоточьтесь, и вы услышите, как бьется пульс.

Я точно знаю, услышите.

Следует иметь в виду, что все вышесказанное — вовсе никакая не метафора и вообще не художественный прием. Когда я говорю, что этот текст дал жизнь новой реальности, я имею в виду — да-да, подлинное бытие, плотное и достоверное, не морок какой-нибудь. Ткань этого бытия состоит из слов, но некоторые ее фрагменты можно увидеть глазами, потрогать руками, и все прочие органы чувств не останутся без работы, будьте покойны.

Я в этом деле — свидетель, бездеятельный и беспристрастный. Ну почти. Я знаю, что пока Лена Элтанг писала эту книгу, мир, в котором мы все живем, стремительно (и необратимо) менялся; по крайней мере, некоторые его детали. В частности, на Мальте и в Барселоне из ниоткуда появлялись новые ресторации, переименовывались отели и перекрашивались стены, ученые-медиевисты находили в тайниках рукописи, доселе не существовавшие, и, к полному нашему восторгу, публиковали их фрагменты в специальных изданиях, а в супермаркетах города Вильнюса вдруг стали торговать олеандрами — одного этого факта, на первый взгляд незначительного, но причудливого и совершенно необъяснимого, вполне достаточно, чтобы свести с ума чувствительного аборигена.

Но мы как-то выстояли.

Доказательств — таких, чтобы убедить полтора миллиона присяжных по всему свету, — у меня, разумеется, нет на руках, но мы, слава богу, не в суде, поэтому придется просто поверить мне на слово. Или не поверить, дело хозяйское. Только имейте в виду, что неверующий всегда получает меньше удовольствия. Это правило касается не только чтения, но и его в том числе.

Впрочем, все это, честно говоря, уже не очень важно.

Важно совсем другое. Все, о чем я говорю, — только начало.