Под деревом зеленым или Меллстокский хор   ::   Гарди Томас

Август 1896 года

Роман "Под деревом зеленым" впервые появился на свет в виде двухтомника в 1872 году. Первоначально я собирался назвать его "Меллстокский хор", что больше соответствовало бы его содержанию. В дальнейших изданиях я добавил такой подзаголовок, поскольку менять заглавие, под которым книга стала впервые известна читателям, было нецелесообразно.

С тех пор прошло много лет, и сейчас, когда я заново перечитываю роман, мне, естественно, представляется, что жизненный материал, положенный в его основу, заслуживает гораздо более серьезного подхода и историю этой маленькой группы церковных музыкантов не следовало преподносить в виде легкой комедии, а порой даже фарса. Но когда я его писал, более глубокое и серьезное толкование этой темы было неуместно. Таким образом, эта книга останется единственным описанием меллстокского хора, если не считать мимолетных зарисовок, попадающихся в некоторых моих стихах.

Апрель 1912 года

Т. Г.

* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *

ЗИМА

I

ДОРОГА В МЕЛЛСТОК

Тому, кто вырос в лесу, каждое дерево знакомо не только по внешнему виду, но и по голосу. Когда налетает ветер, ель явственно стонет и всхлипывает, раскачиваясь под его порывами; падуб скрежещет, колотя себя ветками по стволу; ясень словно шипит, весь дрожа; бук шелестит, вздымая и опуская свои плоские ветви. Даже зима, хоть она и приглушает голоса тех деревьев, которые сбрасывают листву, не лишает их своеобразия.

Морозной и звездной ночью под рождество лет тридцать - сорок тому назад по лесной дороге, ведущей к меллстокскому перекрестку, шел человек, отчетливо различавший голос каждого из шептавшихся вокруг него деревьев. О нем самом свидетельствовал лишь звук шагов, легких и быстрых, да веселый голос, звучно распевавший деревенскую песенку:

С розами, с гвоздикою,

С дикой повиликою

Девушки и парни стричь овец идут... {*}

{* Стихи в первом романе переведены И. Гуровой.}

Пустынная дорога, по которой он шел, соединяла одну из деревушек меллстокского прихода с Верхним Меллстоком и Льюгейтом. Когда он поднимал глаза, черно-серебристые березы с метелками сучьев, светло-серые ветви бука и изрезанный черными бороздами вяз - все они рисовались плоскими черными контурами на фоне неба, усыпанного трепетавшими, как мотыльки, белыми звездами. На самой дороге, если смотреть немного ниже горизонта, было черно, как в могиле. Деревья по обе стороны дороги росли так густо, что даже в это время года их переплетенные ветви смыкались сплошной стеной, не пропуская ни малейшего ветерка с боков и предоставляя северо-восточному ветру свободно мчаться по этому коридору.

Возле меллстокского перекрестка лес кончался; дальше дорога белела между темными рядами живой изгороди, словно лента, изрезанная по краям; зубцы эти получались от скоплений палой листвы, которую намело из канав, тянувшихся по обеим сторонам дороги.

Выйдя на опушку, веселый путник услышал с тропинки, уходящей вправо, к Нижнему Меллстоку, громкое "эге-гей!" и оборвал свою песню (он и до этого неоднократно умолкал на несколько тактов, увлеченный мимолетной мыслью, а затем подхватывал песню с того места, до которого допел бы, если бы не было никакого перерыва).

- Эге-гей! - отозвался он, останавливаясь и оглядываясь, хотя не предполагал увидеть кричавшего и мог лишь представить его себе мысленно.

- Это ты, Дик Дьюи? - донеслось из темноты.

- Я и есть.

- Ну, так подожди наших - знаешь ведь, что мы все к вам идем!

Дик повернулся лицом к лесу и продолжал тихонько насвистывать, давая понять, что дружба дружбой, а песня тоже дело немаловажное.

Теперь, когда он стоял на открытом месте, его профиль отчетливо рисовался на светлом небе, словно силуэтный портрет, вырезанный из черного картона.