Под знаком незаконнорожденных   ::   Набоков Владимир Владимирович

Какими бы ни были наши политические убеждения, -- а я за свою долгую жизнь разделил большинство из них, -- нельзя отрицать того факта, что Правительство -- это Правительство, и как таковое оно не может сносить бестактных проявлений неспровоцированной неприязни, а равно и безразличия. То, что представлялось нам пустяком, не более, снежным комом преходящих политических верований, не способным всерьез претвориться в плоть, приобрело грозные размеры, став пылающим знаменем, пока мы блаженно дремали под защитой наших обширных библиотек и дорогостоящих лабораторий. Ныне мы пробудились. Я готов допустить, что пробуждение было суровым, но быть может, в этом повинен не только горнист. Я верю, что деликатная задача облечения в слово этого... этого, который был подготовлен... этого исторического документа, который мы все поспешим подписать, решалась с глубоким чувством огромной ответственности, которую представляет собой эта задача. Я верю также, что Адам Круг вспомнит счастливые школьные годы и лично вручит этот документ Правителю, который, я в этом уверен, по достоинству оценит визит любимого и всемирно известного школьного товарища по прежним играм и, таким образом, с большим участием, чем если бы нам не было даровано это чудесное совпадение, отнесется к нашему плачевному положению и к нашей благой решимости. Адам Круг, готовы ли вы спасти нас?

Слезы стояли в глазах старика, голос его дрожал, когда он произносил этот волнующий призыв. Бумажный листок легко соскользнул со стола и тихо осел на зеленые розы ковра. Д-р Александер бесшумно приблизился и водворил его обратно на стол. Орлик, старый зоолог, открыл лежавшую рядом книжечку, это была пустая коробочка с единственной розовой мятной конфеткой на дне.

-- Вы жертва сентиментального заблуждения, мой дорогой Азуреус, -сказал Круг. -- Все, что мы с Жабой лелеем в качестве en fait de souvenirs d'enfance, это бывшая у меня привычка сидеть на его физиономии.

Раздался внезапный удар, деревом по дереву. Зоолог поднял взгляд, одновременно с неоправданной силой опустив Buxum biblioformis. Затем наступила тишина. Д-р Азуреус медленно осел и сказал изменившимся голосом:

-- Я не вполне вас понял, профессор. Я не знаю, кто эта... к кому относится употребленное вами слово или прозвище и... что вы имели в виду, упомянув эту своеобразную забаву, -- какую-то ребячью возню, вероятно... лоун-теннис или что-нибудь в этом роде.

-- Это у него кличка такая была -- Жаба, -- сообщил Круг. Весьма сомнительно также, следует ли называть ту забаву лоун-теннисом -- или даже чехардой, уж коли на то пошло. Он бы ее так не назвал. Боюсь, я был порядочным хулиганом, обыкновенно я валил его подножкой и усаживался ему на физиономию -- лечение покоем, так сказать.

-- Прошу вас, дорогой Круг, прошу вас, -- произнес президент, содрогаясь. -- Все это крайне сомнительно по вкусу. Вы были тогда мальчишками, школьниками, а мальчишки -- всегда мальчишки, и я уверен, у вас отыщется множество общих радостных воспоминаний -- обсужденье уроков или великих планов на будущее, мальчики это любят---

-- Я сидел на его лице, -- невозмутимо отметил Круг, -- каждый божий день на протяжение пяти школьных лет, что составляет, насколько я понимаю, около тысячи отсидок.

Одни разглядывали свои ноги, другие -- руки, третьи, опять же, очень увлеклись папиросами. Зоолог, проявив кратковременный интерес к происходящему, вернулся к только что обнаруженной им книжной полке. Д-р Александер невежливо избегал егозливых глаз старика Азуреуса, который, как видно, искал помощи именно с этой, неожиданной стороны.

-- Подробности ритуала, -- продолжил Круг, но его прервало звяканье коровьего колокольчика, швейцарской безделицы, найденной на бюро отчаянной рукой старика.

-- Все это совершенно неуместно, -- выкрикнул президент. Дорогой коллега, я просто вынужден призвать вас к порядку.