Порфира и олива   ::   Синуэ Жильбер

Со времени общего пробуждения не прошло и часа, как в селение ворвалась кавалерийская турма, три десятка всадников рассыпалось по его улочкам, и все потонуло в беспорядочном гомоне. Дверь родительского дома разлетелась на куски, и взору явился сверкающий доспех из металлических пластин, защищавший грудь центуриона. Римлянин хрипло пробасил вопрос, он хотел узнать, не укрылись ли в доме возмутители спокойствия. Зенон отрицательно замотал головой.

— А это кто? — офицер ткнул пальцем в Калликста.

— Мой сын. Не трогайте его, он еще ребенок.

— Ребенок? Да он почти с меня ростом и крепок телом; такой вполне может слоняться по округе с разбойниками. Пусть снимет одежду!

— Вы заблуждаетесь. Даю слово, что на нем нет никакой вины.

Не слушая его, центурион схватил мальчика в охапку.

— Хочу знать, есть ли у тебя раны на теле. А ну-ка, раздевайся!

Калликст вздумал, было воспротивиться. Одежда на нем затрещала, стала рваться, туника упала на землю. Все произошло очень быстро: кулак с глухим чавком вонзился в челюсть, центурион рухнул наземь, из-за его спины выскочили какие-то люди с мечами наголо, и Зенон, внезапно обмякнув, зашатался, сложив руки на груди, где внезапно раскрылись алые лепестки невиданного кровавого цветка.

Мир зашатался и перевернулся с ног на голову. Подростка выволокли из дому, но ему удалось высвободиться, подбежать к отцу и крепко-крепко прижаться к нему, словно пытаясь удержать вытекающую из тела жизнь.

— Уведите его!

Наружи в утреннем полумраке кричала мать:

— Сжальтесь! Сжальтесь над ним! Ведь это еще дитя! Возьмите взамен мою жизнь!

Он снова попытался убежать, но упал и отчаянно цеплялся за землю, впиваясь в родимые камни, когда его оттаскивали прочь...

Затем был длительный пеший поход на запад, первые заледеневшие поля Верхней Мезии, терзаемая шквальным ветром пасмурная Иллирия, стоянки под безысходно тоскливыми ливнями в Салонах, что в Далматии, и многодневное следование вдоль морского побережья. Море он тогда увидел впервые в жизни. Но оно стало лишь еще одной вехой на пути в изгнание. Потом они проследовали по землям Норика мимо Эмоны, перешли Альпы, миновали Медиоланум [7] ... и наконец нырнули в путанные лабиринты того, что именуют городом Римом.

— Что мне с тобою делать?

Он ничего не отвечал. Аполлоний хотел, было взять его за руку, но тот сжал пальцы, чтобы римлянину достался только кулак.

— Не надо со мной воевать, Люпус. Потом как-нибудь ты еще будешь меня благодарить, что я подловил на этой опрометчивой выходке своего друга Карпофора. Следуй за мной. Мы сейчас вместе обойдем этот дом, где волей-неволей тебе придется научиться жить. Даже если это и кажется тебе теперь лишенным всякого смысла, я бы тебя попросил не озираться с ненавистью, подобно зверю, запертому в клетке.

Жилище Аполлония было инсулой — отдельно стоящим домом, в котором квартиры сдавались. Себе Аполлоний оставил цокольный этаж, а остальные пустил в наем. Калликст инстинктивно подался назад, пытаясь обозреть это каменное строение, каждый следующий этаж которого сильно выдавался вперед, нависая над улицей, и все оно устремлялось вширь и вверх подобно гигантскому спаржевому кусту. На фоне блистающих белизной мраморных плит, опоясывавших дом у самой мостовой, выделялись серые прямоугольники тесаного камня, составлявшие облицовку второго этажа. Охряной яркостью тона выделялась кирпичная кладка третьего, а над ней глаз уже отдыхал на, тускло-коричневого цвета, плитке, замостившей все пять верхних этажей.