Удар шаровой молнии   ::   Ковалев Анатолий

То ли мой папаша к тому времени смягчился, то ли ему что-то надо было от этого Майринга, а ради выгоды он всегда поступался принципами. Короче, тетку с мужем и сыном пригласили к нам в гости. Марик мне тогда не понравился. Угрюмый, молчаливый, каждое слово взвешивает. Я любил веселых и словоохотливых. К тому же, папаша в тот вечер окончательно поссорился с теткой. Краем уха я слышал, что они спорят об Америке. Мы тогда жили в Алма-Ате, и мой отец мечтал о сладкой жизни, а родители Марка, видно, не разделяли его устремлений.

С братом Майрингом я сталкивался еще несколько раз, на студенческих тусовках. Он учился в медицинском. Наше общение всегда было мимолетным. Мы стеснялись друг друга, и никто не подозревал о нашем родстве.

Потом я перебрался в Питер, и все это само собой вылетело у меня из головы. И вдруг такая встреча! Я его не узнал, это он окликнул меня и протянул руки для объятия. Я никогда не был антисемитом, как мой папаша, и мы с кузеном впервые обнялись. Он потащил меня в кабак на Первой линии, милое, уютное заведение, и мы проболтали допоздна. Странно, но мы почувствовали себя очень близкими родственниками, которых разлучила война или что-то в этом роде. Может, потому что встреча оказалась чуть ли не мистической или потому, что впервые очутились на нейтральной полосе, вдали от наших родителей с их дурацкими дрязгами?

Мой кузен преуспел в этой жизни. После института он занялся фармацевтическим бизнесом, организовал собственную фирму, возил лекарства из скандинавских стран. Перевалочной базой был Питер, тут он в конце концов и решил обосноваться. А совсем недавно купил в центре города аптеку «А чем занимаешься ты?» – поинтересовался он. «Да так, коммерцией». Не говорить же ему, что я тоже в своем роде фармацевт, только он людей лечит, а я их калечу На прощание мы обменялись телефонами, но до последнего времени встретиться не удавалось. Я пару раз забегал в его аптеку, звонил ему домой, но вскоре понял, что Майринг не из тех людей, что сидят на месте.

Эта встреча, как говорится, оставила глубокий след. Ведь, по сути, мы с ним соревновались, нас и запустили в жизнь почти одновременно. Мы оба родились в чужом городе, в одной социальной среде, наши семьи считались благополучными, мы хорошо учились, поступили в институты, а дальше… Дальше он пошел в гору.

Пусть это была не самая высокая гора, но все же… А я… Я по горло увяз в болоте. Да, я многих посадил на иглу. В основном, подростков. И нисколько в этом не раскаиваюсь, потому что любому человеку дано право в выбора. Их никто не заставлял покупать у меня марихуану или героин. Сначала им не терпится выделиться среди сверстников и выглядеть крутыми в глазах девчонок, а потом они уже не в силах управлять своим организмом. Мне хочется плюнуть в их жалкие, тоскливые глаза! Они жертвы собственного тщеславия и необузданной похоти, а я всего лишь посредник между дьяволом и наркоманом.

Точно так же все эти годы мне не было жалко моего кредитора. «Он получил по заслугам, – думал я. – Подобные типы рано или поздно нарываются на нож или пулю». Вскоре я выкинул его из головы. Но однажды он напомнил о себе.

Это случилось зимним вечером, примерно полтора года назад. Я шел по мосту Лейтенанта Шмидта, сильно вьюжило, и ветер с Балтики пробирал меня до костей.

Редкие машины проносились мимо, а я едва переставлял ноги, матерился и давал себе слово, что к весне куплю «девятку» и сдам на права. И тут, обогнав меня метров на пятьдесят, затормозил шестисотый «мерседес». Я подумал, что какой-то сердобольный «новый русский» решил меня подвезти. В салоне зажегся свет. За рулем сидел полноватый мужчина с коротко остриженной головой.