Повезло   ::   Ваншенкин Константин Яковлевич

Он смотрел, как она наливает чай из большого жестяного чайника, и неожиданно сказал:

– И ты садись попей. У меня сахар есть… – И вытащил из кармана три кусочка.

– Разорять-то тебя, – засмеялась она, – ну, ладно, за компанию. Чай больно душистый. – И позвала: – Мама, иди, попьем чайку с защитничком.

Он удивился и расстроился, а из дальней полутьмы вышла моложавая и тоже тоненькая женщина и села к столу.

– Вкусный чай, – задумчиво сказала она, ловко переливая из чашки в блюдце и поднимая блюдце к лицу. – Хорошо вас кормят?

– Первая норма. А в запасном полку, там третья была, Там нас кормили отвратительно плохо. – И еще повторил: – Отвратительно плохо.

– Завтра уже обратно? И Москвы-то не видели.

– Получим обмундирование и поедем.

– И сапоги получите? – это, конечно, девчонка спросила, в самое больное место ударила.

Он посмотрел на нее с сожалением и не ответил.

– Молодая еще, глупая, – сказала мать и засмеялась: – Сам-то откуда?

Ему захотелось рассказать о себе, о матери, о сестренке, об отце, который на фронте. Но он рассказал почему-то только о домике с балкончиком. Когда Игорь был маленький, они часто гуляли с отцом у них по городку, а у пруда стоял аккуратный такой домик с балкончиком и цветными стеклами, и отец всегда говорил, вот, мол, когда будут деньги, мы купим этот домик. А его, наверно, и продавать-то никто не собирался.

– А деньги откуда будут?

– Он говорил, выиграем или, мол, поеду в Арктику, на зимовку, заработаю. А домик-то, наверно бы, и не продали.

– Значит, как бы мечта.

Он посмотрел на нее и не то чтобы подумал, но почувствовал, что еще вспомнит этот вечер, эту полутемную комнату с освещенным столом – где-то в землянке, в шатающейся теплушке, и даже там, где он, мужественный и сильный, вымахнет по сигналу за бруствер и прыжками двинется вперед, громко крича и не слыша собственного крика.

Саманин отодвинул чашку, не спрашивая разрешения, закурил и только собрался продолжать беседу, как хлопнула дверь и вошел, щурясь на голую лампу, старшина.

– Покушал?

На улице было тихо, накрапывал дождь. Саманин залез в кузов, мимо тихонько спящего Мити Ополовникова прополз на четвереньках поближе к кабине и лег на слабо пахнущие каленым пачки обмундирования. Он уже стал засыпать, думая о доме, об их городке, об аккуратном домике с балкончиком и цветными стеклами. Потом он вспомнил о той женщине в кузове встречной машины, которой он погрозил пальцем, а она засмеялась. Теперь ее грузовик уносился все дальше и дальше, но не пропадал из глаз, а она все улыбалась. И он услышал приглушенный женский смех. Он напрягся, вслушиваясь, но было тихо, лишь дождик шуршал по брезенту, и Саманин снова начал засыпать, когда явственно услышал мужской шепот, быстрый и настойчивый. А женщина тихонько смеялась. Он понял: разговаривали в шоферской кабине. Теперь он окончательно проснулся и, стоя на коленях, стал разгребать связки обмундирования, стараясь добраться до окошечка в кабину, застекленного и забранного стальными прутьями. Он докопался до краешка стекла, но ничего не было видно, а голоса смолкли.

Потом раздались шаги по булыжнику и кто-то сказал:

– Молодой человек, у меня к вам большая просьба. Не откажите в любезности. Мне нужно немножко бензина зарядить мою зажигалку…

В кабине зашептались, щелкнула, открываясь, дверка, шофер сошел на землю.

– Большое спасибо. Очень вам благодарен. Вы добрый и благородный человек. Будьте счастливы оба, вы и ваша девушка…

Щелкнула дверка, шаги стали удаляться.

Саманин лежал на спине, широко раскрыв глаза, и слушал, как шуршит по брезенту дождь.

И вдруг он тихонько застонал, такой мучительной была мысль, пронзившая его.