Праздник навсегда !   ::   Лермонтов Владимир Юрьевич

В эти мгновения все должно замереть внутри и внимать вестнику небес. Будто ты ожидаешь дорогого гостя, убрав свой дом, украсив цветами, накрыв на стол, отворив окна и двери. Опускаешься на скамью, чтобы отдохнуть и насладиться ожиданием, ибо все сделал, что нужно для этой дорогой встречи.

И тут вдруг ветерок пройдется по часовне и обдаст каким-то неземным ароматом, или лампадка необычайно ярко вспыхнет, или колокола прозвенят. Можно, конечно, подумать, что эти знаки, посланные свыше, привиделись, показались, но так рассудит только тот, кто не слышал никогда голоса Всевышнего, кто не знает, как поет солнце на восходе, как все живое внемлет небу, как дышит земля.

Я слышу, как по ночам вздыхает земля-матушка, будто стонет от боли. Будто в недрах ее гул раздается, и поверхность слегка колеблется. Люди злобствующие ходят по ней, творят беззакония, а другие плачут от нужды, бессилия и несправедливости. Слезы человеческие падают на землю, она чувствует это, и вместе с ними скорбит и переживает. Земля такая же живая, как человек, также думает, чувствует, меняется, только, конечно, по-своему, у нее есть своя особенная жизнь. Есть у нее и сердце. Порой мне кажется, что именно здесь, на моей горе, оно ближе всего подходит к поверхности и можно слышать удары ее сердца.

Долго стоял я на коленях, даже слегка задремал, пока на крыше не послышался стук от начинающегося дождя. Шум нарастал, крупные одиночные капли сменились россыпью мелких капель, которые отбивали непрерывную дробь по доскам крыши. Я вышел наружу в предчувствии получить холодный душ и быстро направился к домику, оглянувшись на миг, чтобы положить крестное знамение. Взглянув на крест часовни, я вдруг увидел, что прямо над нею в небе - круг чистого неба! Вот так! Идет дождь, все небо - сплошная тьма, а над куполом часовни звезда сияет в лоскуте открытого неба. Сердце как-то радостно встрепенулось, екнуло, и я сказал: "Спасибо Тебе, Господи! За то, что вот таким маленьким чудом даешь мне знать, что Ты слышишь меня".

Пора было уже ложиться спать, а сон как рукой сняло после этого ночного зрелища. Радость, как и печаль, равно не дает заснуть. Дождь все усиливался и наконец полил как из ведра. Ассоль заскулила, хотя у нее огромная шерсть и намокнуть ей невозможно, но почему-то дождя она побаивается и просится в дом, хотя может спрятаться и под навесом, в дровянике. Она радостно виляла хвостом, когда я впустил ее в дом, и в коридоре совершила свою обычную процедуру - основательно отряхнулась, едва я успел отскочить в сторону. "Ну, все-все, успокойся", - приговаривал я, запуская ее в комнату. Она, конечно, от радости стремилась, как всегда стать мне на грудь своими мокрыми лапами и лизнуть, но я увернулся от ласк и усадил ее на коврик у двери. Она улеглась и принялась облизывать свою шерсть, а я сел за стол и стал пить чай с сухарями.

Последнее время с деньгами было совсем худо, и трапеза моя была скудная. Ассоль я дал хлеба, обмакнув его предварительно в тарелку с растительным маслом. Жизнь научила каждый хлебный кусочек сушить и складывать в тряпичный мешочек на черный день, и, когда таковой наступал, этот мешочек был спасением. Травяной чай издавал приятный аромат. Сухари, сахар, дрова потрескивают в печи, что еще нужно для счастья?

Дождь усиливал атмосферу уюта в этом стареньком глинобитном домике. Вдруг я вспомнил о старике, которого видел днем. Ведь до сих пор этот эпизод как-то не приходил на ум, а вот сейчас, когда мне тепло и хорошо, почему-то подумалось о старике. Тревога вмиг выветрила благодатное настроение.

Ведь неизвестно, где он сегодня ночует, есть ли у него что покушать? А я даже ничего не предложил ему, ни денег, никакой другой помощи.