Председатель   ::   Нагибин Юрий

- Не нужны мне твои тысячи, слышишь, не нужны! - в ярости кричит Семен. - Подавись ты ими!.. - И вдруг глаза его наполняются слезами, он тяжело рушится на колени.

- Отпусти нас, Егор, избавь от греха... Неровен час - я чего-нибудь подожгу...

В глазах Трубникова - боль и мучительная, брезгливая жалость.

- Уезжай, - говорит он, - уезжай к чертовой матери, только не позорь ты себя передо мной...

...У дома Семена с заколоченными крест-накрест окнами стоит трехтонка, уже груженная доверху домашним скарбом навсегда покидающей родную деревню семьи.

Несколько женщин издали наблюдают за отъезжающими. На их лицах не приметно ни сочувствия, ни жалости, скорее - отчужденность и осуждение.

Доня с детьми забирается в кузов, Семен садится в кабину. Появляется Алешка, с угрюмым видом залезает в кузов.

- Где тебя черти носят? - ворчит Семен. Грузовик трогается.

Трубников стоит на улице возле своего дома. Надежда Петровна из-за калитки с грустной нежностью глядит на мужа. Она понимает, что отъезд Семена для него поражение. Трубникову хотелось сделать того счастливым даже против его воли. Он давно списал Семену все его подлости и предательства, стремясь лишь к одному: чтобы тот признал его правду.

Грузовик поравнялся с Трубниковым, шофер слегка притормозил - может, захочет попрощаться с отъезжающими.

Доня высунула из-за узлов заплаканное лицо.

- Прощай, Егор, знать, больше не увидимся. Не поминай лихом.

Трубников молча наклонил голову.

Не получив ожидаемого знака, шофер прибавил газу. Семен даже не взглянул на Егора, зато Алешка так и прилип к нему глазами.

Надежда Петровна подошла и положила руку на плечо мужа.

- Что поделаешь, Егор, не мог Семен смириться... Клубы едко воняющего дыма и пыли заволокли грузовик, затем он снова четко обрисовался уже в конце улицы.

Алешка все глядел и глядел на оставшуюся позади деревню.

И вдруг забарабанил по крыше кабины. Шофер резко затормозил

Алешка выпрыгнул из кузова, обошел машину, вплотную приблизился к сидящему в кабине отцу.

- Прощай, батя... Поклон тебе до сырой земли... Хрен ты меня больше увидишь!

- Тэ-эк... - Семен отвел взгляд в сторону.

Алешка прошел вдоль машины, кивнул матери. Младшие ребята, вцепившись руками за борт, чеграшами (так в книге. Д.Т.) выглядывали из кузова.

Доня ткнулась лицом в платок. Машина тронулась...

Алешка остался на дороге.

- Хоть один в семье умный оказался, - скрывая за ворчбой (так в книге.Д.Т.) радость, говорит Трубников Надежде Петровне.

- ...Егор Иваныч! - слышится истошный женский голос - Егор Иваныч!

Подбегает раскрасневшаяся, с мокрым лицом старуха Самохина.

За ней бегут Нюра Валежина и другие работницы молочной фермы.

- Егор Иваныч! - Она всхлипнула. - Прасковья померла!

Трубников мертвенно побледнел

- Ты что брешешь? Я утром ее видел!

- В одночасье скрутило! Подошла к сепаратору, схватилась за сердце и упала. Мы ей зеркальце ко рту - не дышит.

- Доктора надо! Темнота!

- Был доктор, - говорит, подходя, Кочетков. - Ей уже не поможешь.

И как нередко бывает во время несчастья, откуда-то враз набежало множество людей.

- Вели вывесить траурные флаги, - говорит Трубников Кочеткову и, приметив его неуверенное движение, твердо добавляет: - Да, флаги! Страна потеряла государственного человека!

Полощется траурный флаг. Улица запружена народом.

У крыльца дома, где прожила свою долгую жизнь Прасковья, стоит грузовик со снятыми бортами, обтянутый темной материей, - убранная цветами платформа. Двери распахиваются, и возникает гроб, который несут на своих плечах: впереди Трубников и Кочетков в военной форме, при всех регалиях, за ними Игнат Захарыч, кузнец Ширяев, Павел Маркушев и плотник Коршиков.