Преподаватель симметрии   ::   Битов Андрей

О, лишь потом я оценил всю меру его благодушия! Он совсем не напрягался. Он совсем меня не обманывал - искушение и не имеет ничего общего с обманом: искушаемся мы вполне самостоятельно. Пожалуй, он и впрямь присел просто так - отдышаться, слишком было жарко.

Англичане, как известно, очень болтливы. Может, мы полому и распространили миф о нашей молчаливости и сдержанности, что стараемся скрыть этот порок. Я, во всяком случае, не преминул одернуть навязчивого незнакомца, мол, не имею чести, ею.

Он был как-то действительно весь некстати: и мне, и в данный момент, даже и внешне так выглядел - некстати. Я был молод, как вы; мною владели сильные представления о себе: чем неопределенней, тем сильнее. Особенно, когда ни пенни в кармане. О любви, о славе... Я унесся в тот момент достаточно далеко. Тем неприятнее поймать себя на мысли... В этот момент некое неопределенно-прекрасное существо, почему-то в индийском сари, на берегу лазурного моря прижимало к груди мою розу... И я одернул его, с ледяным достоинством истого британца.

– То есть как это вы - не Урбино?..- обиженно сказал толстяк.

Тут только дошла до меня вся нелепость моей только что с таким достоинством произнесенной фразы, а именно, что никакой я не Урбино. А он уже раскрыл свой бесформенный обшарпанный портфельчик и запустил в него свою мясистую лапу вора. Так мне вдруг показалось, что он у себя в своем собственном портфеле ворует.

– Может, и это не вы?-И он выдернул, не глядя, как из грядки, одну фотографию и торжествующе сунул мне под нос.

Но это был действительно не я! То есть это кто угодно мог быть. Пол-лица было закрыто неким аппаратом, отчасти напоминавшим фотографический, отчасти некое фантастическое оружие с дулом наподобие ружья - во всяком случае, этот тип с фотографии как бы целился, и те пол-лица, что не были скрыты аппаратом, были прищурены и перекошены. И одет он был как бы не по-нашему, причудливо. И я сказал, торжествуя над недавним своим смущением, что это уж никак не я.

– Не вы? - удивился толстяк, наконец взглянув на фотографию.- Ах, я старый дурак! - Огорчение его было столь неподдельным! - Простите меня ради...- Тут его стало корежить от досады, и будто он даже пытался сам себе дать пощечину этой фотографией.

– Прекратите вашу неприличную клоунаду! - холодно сказал я.

– Вы даже не представляете, какой непростительный я совершил промах и как мне за это попадет! - сокрушался он.- Сроду со мной такого не случалось! Действительно, это не ваша... Это фотография одного вашего будущего знакомого... Но есть и ваша... Честное... Клянусь... Не иначе как бес попутал.- Он опять замахнулся сам на себя, но как-то уже ласково.- Не 'сердитесь, я сейчас...

Он рылся и рылся в своем портфеле, извлекая толстые кипы фотографий разного формата и возраста, словно наворованные из многочисленных любительских и семейных альбомов,- недодержанные и передержанные, в подтеках проявителя, с лохматыми пятнышками клея и оборванными углами.

– Куда же она задевалась...- Редкий набор неумелости проплывал перед моими глазами: то клиент без головы, зато в рыцарских доспехах, то одна рука со стаканом, то куст с одной размазанной ветвью, словно хотели снять птичку, а она улетела.- Вы очень наблюдательны,- сказал он, продолжая поиски,-почему я, собственно, и подсел; к вам... Редко, кто сразу находил на этой фотографии птичку. Для этого надо родиться поэтом! А такое три-четыре раза за век... Вот, как вы, или... Впрочем, вы ведь не любитель "Озерной школы"... Между тем именно эта птичка вдохновила... Впрочем, ладно, это ни к чему... Я ведь что хочу вам сказать: это все абсолютно случайные отпечатки, они бессмысленны и ничего не значат... Вот, например, это Шекспир...