Презрение   ::   Моравиа Альберто

Баттиста садится за руль, потом открывает дверцу, высовывается из машины и говорит:

- А вам, Мольтени, придется поехать на такси... одному, но хотите, можете подождать меня здесь я за вами вернусь.

Эмилия стоит рядом со мной в единственном своем вечернем туалете, черном шелковом платье с глубоким вырезом. Меховую накидку она держит в руках в октябре было еще тепло. Я смотрю на нее, и мне вдруг кажется, что в ее красоте, обычно такой спокойной и безмятежной, в этот вечер появилось нечто новое какая-то тревога, почти смятение. Я весело говорю ей:

- Конечно, Эмилия, поезжай с Баттистой... я догоню вас на такси.

Эмилия смотрит на меня, потом медленно произносит протестующим тоном:

- Пусть лучше Баттиста поедет вперед, а мы с тобой возьмем такси.

Тогда Баттиста высовывает голову из машины и шутливо возмущается:

- Вот это мило, вы, значит, хотите, чтобы я ехал один?!

- Да нет, но... возражает Эмилия, и я снова замечаю, что ее красивое, всегда такое безмятежно-спокойное и гармоничное лицо омрачается, глубокое душевное волнение искажает его черты. Но у меня уже вырвалось:

- Баттиста прав, поезжай с ним, я возьму такси.

На этот раз Эмилия уступает, вернее, подчиняется и садится в машину. Сидя рядом с Баттистой, еще не захлопнув дверцы, она глядит на меня, и я вижу в ее растерянном взгляде то было нечто совсем новое, но осознал я это только теперь, когда пишу эти строки, мольбу, упрек, смешанные с отвращением. Но тогда я не придал значения тому, что прочел в ее глазах, и решительным жестом, точно человек, закрывающий сейф, захлопнул тяжелую дверцу. Машина уезжает, а я в самом веселом настроении, тихонько насвистывая, направляюсь к ближайшей стоянке такси.

Баттиста жил неподалеку от ресторана, и, если бы мне ничто не помешало, я приехал бы одновременно с ними или всего несколькими минутами позже. Однако на полдороге происходит нечто непредвиденное - такси на перекрестке сталкивается с другой машиной. Оба автомобиля получают легкие повреждения: у такси поцарапано и помято крыло, у другой машины вмятина на боку. Шоферы немедленно выскакивают из машин и начинают ругать друг друга, вокруг собирается толпа, появляется полицейский, с трудом разнимает спорящих, потом записывает их адреса и фамилии. Во время всей этой перепалки я не вылезаю из такси и не только не проявляю ни малейшего нетерпения, но даже впадаю в какое-то блаженное оцепенение от обильной вкусной еды и вина и оттого, что Баттиста в конце ужина предложил мне написать для него сценарий. Однако на пререкания водителей ушло минут десять, а то и пятнадцать, и я приезжаю на квартиру к продюсеру с опозданием. Когда я вхожу в гостиную, Эмилия сидит в кресле, а Баттиста стоит в углу у столика-бара на колесах. Баттиста весело приветствует меня, а Эмилия с какой-то мукой в голосе спрашивает, где я пропадал столько времени. Я небрежным тоном сообщаю о причине задержки, но сам чувствую, что ответ мой звучит как-то уклончиво, словно я пытаюсь что-то скрыть, на самом же деле я просто рассказываю о случившемся, не придавая своим словам решительно никакого значения. Но Эмилия не успокаивается, и в голосе ее слышатся все те же необычные нотки:

- Столкновение... какое еще столкновение?

Меня удивил и, пожалуй, даже несколько озадачил этот вопрос, и я снова принимаюсь по порядку рассказывать обо всем, что со мной произошло. Мне даже начинает казаться, что я слишком вдаюсь в детали, будто опасаюсь, что мне не поверят; словом, я чувствую, что непонятно почему взял ошибочный тон, и то прибегаю к недомолвкам, то пускаюсь в излишние подробности. Наконец Эмилия прекращает свои расспросы, и Баттиста воплощенная любезность, весело улыбаясь, ставит на стол три бокала и предлагает нам выпить.