Унесенная ветром (Кавказские пленники - 1)   ::   Вересов Дмитрий

В такой лихой рубке трудно было остаться невредимым. Кровь уже била в глаза Ахмаза, кровь стучалась в виски казака и искала выхода.

Акимка почувствовал, что слишком увел в сторону клинок и никак не успевает вернуть его назад.

Он прыгнул в сторону, но чуть раньше перед глазами сверкнула холодная молния и обожгла левое плечо. Наплевать! Правая рука - рубака. Наплевать!

Но по торжествующему вою Ахмаза казак понял, что дело его плохо, и с каждой минутой ему будет все труднее. Вот и сейчас предательская змея поползла по его ногам, обвиваясь вокруг них и мешая Акимке двигаться.

- Гляди, Акимка, - услышал он знакомый до боли голос над самым ухом, татарин после удара наискось всегда клинок подкручивает и понизу возвращает с петелькой. Красуется! А ведь он, провалившись, так и пойдет по накатанной, не успеет оправиться. Гляди же, Акимка...

Задержал, как мог, Акимка уходящие из него силы, вырвал шашку из боя и тут же вернул ее с другой стороны, чувствуя, что летит, словно ветер в незатворенное окошко.

Полуотрубленная голова аварца мотнулась в бок, тело, секунду назад прыгавшее в дикой ярости, сразу обмякло и рухнуло в траву. Только ноги его еще продолжали незаконченный боевой танец.

Тогда Акимка зачем-то оглянулся, но сзади никого не было. Но он махнул кому-то невидимому окровавленной шашкой и крикнул:

- Спасибо тебе, Фомка! Дружок ты мой единственный!..

* * *

Митроха приехал в Москву поездом. Вместе с мамой. На самолет ему пришлось бы доплачивать, потому как в госпитале выдали документы только на жесткую плацкарту. А у мамы - и вообще... За свой счет. У нее деньги кончились еще месяц назад, и она как-то устроилась при госпитале санитаркой или уборщицей, чтобы совсем не пропасть. Митроха уже неделю как ходил без костылей, только с палочкой, и не быстро. Левая с протезом получилась теперь на два сантиметра короче, и его пошатывало при ходьбе, словно старый хлебный фургон на неразъезженной колее.

Москва встретила еще не растаявшим снегом, вольным воздухом и многообещающим мартовским солнцем.

- Работать или учиться? - спросил замвоенкома, вручая орден.

- С такой ногой никуда не возьмут...

- Ну, герою мы поможем. Позвоним, если надо.

- Я учиться пойду - в институте восстанавливаться буду.

- Мы и в ректорат можем позвонить - там тоже военная кафедра имеется, сказал замвоенкома.

- Не надо, я сам, - пробасил Митроха, приоткрыв коробочку и глядя на красную звезду с серебряным на ней пехотинцем.

Он сдуру сперва в институт, в деканат, прямо в камуфляже да с медалью заявился, причем на протезе и с палочкой. Разжалобить, что ли, декана хотел?

Однако в деканате ему нахамили. Сказали, что это не сорок пятый, когда модно было в вузы в армейской спецовке приходить. Так и сказали - в спецовке.

Да еще и прибавили - мол, что, на цивильный костюм денег министр обороны не дал? Но нервы у Митрохи крепкими оказались...

А потом он запил.

- Олька! Олька, сука! Чтоб ты там сдохла, в своей Швеции, с этим своим слизняком! Олька, сука! Сука, сука!

Он ходил в церковь и молился:

"Господи, Иисусе Христе, ради Пречистый твоея Матери и Всех Святых покарай ее! Потому как Ты говорил, Мне отмщение - и Аз воздам!"

Появились какие-то дружки из новых... Дружки огрызались на мамино ворчанье и бегали в "шестой" - тот, что на углу, - за портвейном.

- Сука, сука, Олька. Чтоб ты сдохла там, в своей Швеции!

А дружки поддакивали:

- Сука она, Олька твоя, это точно!

- Сука, сука она! - твердил уже месяц не брившийся Митроха.

- Сука, сука она, Олька твоя, - поддакивали дружки, подливая "семьдесят второго", якобы ереванского разлива.

Как и когда он двинул одного из дружков по голове, Митроха даже и не помнил.

Уголовное дело замял замвоенкома.