Про людей и звездей   ::   Майорова Ирина

Ни о каких задушевных беседах вполголоса, когда шеф сидел за своим столом, а обладательница роскошного бюста часами подпирала тощим бедром стену его кабинета, не могло быть и речи.

Таким образом, Асеева превратилась в одну из многочисленных сотрудниц редакции, имена которых Габаритов даже не давал себе труда запомнить – считал, много чести. Перебрав в уме все, что могло вызвать столь разительную перемену в отношении Габаритова к ее персоне, Уля пришла к выводу: это может быть только ее грядущее замужество.

Ни для кого не было секретом, что при приеме на работу Габаритов подходил к кандидаткам с двумя мерками: «старым» (старше 35) разрешалось иметь мужа и взрослых детей (но не сопляков-дошколят, которые все время болеют, – босс терпеть не мог оплачивать бюллетени мамашам, отлынивающим от работы в связи с очередной ветрянкой, ангиной или поносом). У молодых замужество не поощрялось. Даже при отсутствии чад-сосунков. В минуты расслабленности и откровенности Габаритов признавался: знать, что вызывающая в нем даже минимальные «сексуальные движения и устремления» женщина принадлежит кому-то «на постоянной, законной основе», ему невмоготу. Однако этим секретом души Алиджан Абдуллаевич делился только с избранными, особо доверенными людьми. Для основной же массы подчиненных у него был другой аргумент: «Занятый сверх меры личными проблемами человек не может быть полноценным сотрудником «Бытия». Работник нашей газеты принадлежит редакции 24 часа в сутки без выходных». Сие означало, что отключать сотовый телефон «бытийцы» не имели права НИКОГДА. И в любую минуту должны были быть готовы выехать на место аварии, пожара, прорыва канализации и т. д. и т. п. Сутки напролет сидеть в машине под окнами засветившегося в очередном сериале актера, чтобы щелкнуть его на выходе из подъезда с сопливой (хорошо бы, несовершеннолетней!) любовницей, а еще лучше – с жеманным мальчиком из столичной «голубятни».

Молодые, еще не успевшие растратить запал страсти и вожделения мужья корреспонденток могли стать серьезной помехой отлаженной работе этого производственного конвейера. Посидев вечерок-другой в одиночестве и посогревав пару ночей своим разгоряченным телом сиротскую постель, они начинали бухтеть, устраивать скандалы-разборки и в довершение всего могли заявиться в приемную Габаритова с Конституцией РФ и Кодексом законов о труде под мышкой…

Асеева у Габаритова была на особом счету, и известие о ее замужестве босс воспринял не только как личное оскорбление, но и как предательство интересов «Бытия».

Зоркий и в подавляющем большинстве ненавидящий Асееву коллектив мигом просек изменение обстановки и стал поглядывать на Улю свысока. Так смотрят на жену миллионера, выдворенную мужем из богатого особняка в одной ночной сорочке. На такую «брошенку» даже уличная торговка овощами взирает с брезгливой жалостью: дескать, я-то женщина самостоятельная и, торгуя картошкой, умею сама себе на жизнь зарабатывать, а вот ты куда теперь подашься? Бутылки по помойкам станешь собирать? Или в дешевые «подстилки» завербуешься?

Уля продержалась три недели. Днем ходила с каменной, но высоко поднятой физиономией, делая вид, что не замечает ни холодного тона Габаритова, ни всех этих шепотков по углам и ехидных взглядов коллег, а ночами плакала на плече Андрюши. Тот гладил возлюбленную по измученным многократными перекрашиваниями и ежедневной глажкой волосам и уверял, что «все это закончится, как только мы поженимся».

– Ты понимаешь, все мужики собственники, – посвящал невесту Свистков в тонкости мужской психологии. – А все эти кавказцы, азиаты – в особенности. У них же, в их собственных семьях – вообще каменный век. Ты мне сама рассказывала, как он хвастал, что жена у него по своей воле новую чашку в дом купить не может.