Про людей и звездей   ::   Майорова Ирина

Адресованный их начальнице вопль Габаритова: «Вон отсюда!» – слышала вся редакция.

– Кто будет спрашивать: я у Хиткорова на съемках нового клипа, – оповестила корреспонденток Асеева.

Те смотрели на нее, не мигая и приоткрыв рты.

– Чего уставились? Пашите, дармоедки! Приеду – прочитаю вашу бредятину.

Слова «дармоедки» и «бредятина» несказанно воодушевили Алю с Галей, и они тут же со скоростью звука принялись стучать по клавиатурам. Раз Асеева командует, да еще и употребляя заимствованные из лексикона Габаритова определения, значит, все в порядке, все идет своим чередом, а устроенная главным боссом шефине выволочка – не больше чем очередная профилактическая промывка мозгов.

«Милые бранятся, только тешатся», – переглянулись между собой Аля с Галей. Дождались, когда стихнут Улины шаги по коридору, вытащили из сумочек сигареты и отправились в курилку. Они не то что любили Улю и боялись потерять ее в виде начальницы, нет. Они ее ненавидели. За хамство, высокомерие, обыкновение собственные проколы сваливать на их бедные головы, за манеру, пригласив посидеть в кафе, никогда не платить даже за себя. Да мало ли… Но к выходкам Асеевой они уже привыкли, приноровились, знали, как обмануть, как вывернуться. Придет кто-то другой, начнет набирать очки, выслуживаясь перед начальством. Он или она будет набирать очки, а жопы, извините за выражение, будут трещать у подчиненных.

Приняв картинную позу – вытянутая вверх рука опирается о косяк, ноги скрещены, – Уля замерла в дверях фотоотдела. Пару секунд позволила себе покайфовать от реакции на ее прелести мальчишки-стажера. «Сейчас его серые глазенки мне прямо между грудей закатят­ся», – довольно ухмыльнулась про себя Уля и величаво повернула голову влево, где за ноутбуком сидел Робеспьер Булкин, гениальный папарацци и неизменный соратник Асеевой по загранкомандировкам.

– Ро-о-обик, ну долго я буду тебя ждать? – капризно протянула Уля. – Поехали уже!

– Мне еще десять минут надо, – не отрываясь от монитора, где мелькали кадры с костлявыми девицами в нижнем белье, ответил Робик. – Сейчас фотки со вчерашнего дефиле на верстку сброшу… Блин, ни одной симпатичной модельки, только крокодилы, а шеф велел на седьмую полосу красотку отобрать, чтоб крупняк поставить.

– Как на седьмую? – изумилась Уля. – У нас же там всегда телки топлес и в развратных позах, а эти все в лифчиках…

– Вот и я о том же. Только что делать, если баб с голыми сиськами в запасе больше нет.

– А куда ж они делись-то? Недавно Сеня Плотников шефу клялся, что фотографы их пачками несут.

– Это месяц назад было. Было и сплыло. Габаритову не понравилось несколько телок, которые уже прошли в номерах. Сказал, что на таких шлюх с уродливыми мордами и фигурами ни у одного нормального мужика не поднимется, и приказал не платить фотографам, которые эти снимки принесли. А те бунт устроили: раз взяли фотки, да еще и опубликовали, платите по полной. В общем, правильно возбухли-то… Но босс уперся: «За этих костлявых шлюх – ни рубля!» А у фотосъемщиков, которые на ню специализируются, что-то вроде профсоюза: решили, блин, все, как один, с «Бытием» не сотрудничать.

– Ну и чего теперь делать? Может, вообще от голых баб отказаться?

– Да ты что?! Они ж нам половину тиража делают!

– Ну скажешь тоже, половину, – обиженно поджала губки Уля.

– Да точно тебе говорю! У нас же в читателях кто? Психи, которые от уродств кайф ловят: культи всякие порассматривать любят, язвы, рубцы от ожогов, скальпированные черепа. Таким еще почитать, как собака бабу трахала, а муж их застал, – и вообще полная нирвана. А вторая категория – сексуально неудовлетворенные граждане.