Проделки купидона   ::   Бенилов Евгений

По вечерам она приходила, кормила меня ужином, мыла посуду, и проводила остаток дня перед телевизором: глаза сухие и, почему-то, чуть прищуренные (как от яркого солнца), лицо - будто каменная маска. Когда она вернулась домой после оглашения приговора, то сожгла все фотографии отца, кроме одной - а единственную оставшуюся вложила в конверт и отдала мне, сказала, чтоб я её куда-нибудь спрятала. Эта фотография до сих пор со мной и даже в том же самом конверте: отец там - молодой, моложе, чем я сейчас, стоит в плавках на пляже, позади море. Видно, что он был очень привлекателен: высокий, статный, белозубая улыбка, на лице - смесь романтичности и мужественности. За свои тридцать с хвостиком я встречала лишь двух человек с такой улыбкой - отца и Игоря.

Мы прожили вдвоём с матерью чуть больше восьми лет, а когда я закончила школу и уехала в Москву учиться, она вышла замуж за старого отцовского друга дядю Мишу (они, я думаю, давно решили пожениться - просто ждали, пока я уеду). Я нисколько мать не ревновала и к дяде Мише всегда относилась хорошо, хотя их женитьба и явилась для меня полнейшей неожиданностью. Через год у них родились двойняшки, и им стало не до меня ... впрочем, большого интереса к тому, что там у них, в провинции происходило, я уже тоже не испытавала. Я с головой погрузилась в столичную жизнь: театр на Таганке, стихи Мандельштама и Цветаевой, проза Булгакова и Кафки, интеллектуальные песни под гитару - ну и, конечно, поклонники. Где-то в конце третьего курса из довольно обширного их числа выделился Сашка Веретенников - мы поженились незадолго до окончания института. Сашка был завидным женихом: москвич, из хорошой семьи, кончил физтех с красным дипломом - все мои подруги завидовали мне зелёной завистью. Я, в общем, была с ним счастлива - но ... как бы это объяснить ... без особого кипения страстей. Мы оба поступили в аспирантуру, оба в срок защитились и распределились: я - в НИИАН, а он, соблазнившись высокой зарплатой, - в некий закрытый НИИ. Детей мы отложили до переселения в новую квартиру, которую - согласно уверениям строителей мы должны были получить через полтора года.

Наш с Сашкой маленький мирок продолжал своё тихое существование до вторника, 14 июня 1988 года. В тот день я встретила Игоря.

Я увидала его в фойе НИИАНа, и - после первого взгляда - жизнь моя изменилась бесповортно и навсегда. Мои способности к логике мгновенно испарились, и никакие рациональные аргументы, которыми я себя уговаривала, разума не достигали. В дополнение к поразительно точному внешнему сходству с моим отцом, у Игоря была такая же улыбка - одновременно романтичная и мужественная. И мне сразу же показалось - я была в этом абсолютно уверена! - что он испытывает ко мне те же чувства, какие я испытывала к нему. Он подошёл ко мне и завёл разговор, мы договорились встретиться после семинара. Я помню свои ощущения: сердце колотится с такой силой, что мне страшно, что Игорь услышит его удары, а обручальное кольцо жжёт палец, будто раскалённое добела. Когда я вернулась в свою комнату (до семинара оставалось около получаса), то сняла кольцо и положила перед собой на стол: тонкий ободок жёлтого металла тускло блестел в полумраке комнаты (стояла страшенная жара, занавески на окнах были задёрнуты). Быстро, чтобы не передумать, я завернула кольцо в обрывок бумаги и швырнула в урну.

Даже сейчас, когда я знаю, чем всё это закончилось, я не жалею ни о выброшенном обручальном кольце, ни о том, что поддалась закружившему мне голову безумию. У меня осталась память о нескольких проведённых с Игорем часах, когда рвущая сердце нежность смешивалась с восторгом безусловной и беспрекословной принадлежности другому человеку.