Продукт природы   ::   Лесков Николай Семенович

- Катитесь, - отвечал дядя, - катитесь! И в излишнем, может быть, умилении он не заметили злобы Пизарро и, вне своего обычая, поблагословил нас рукою.

- Оберегайте продукт и катитесь котильоном! Перевозимые крестьяне в это время уже были "посажены на струга", и самой тяжелой процессии - посадки, я не видел. Рассказывали мне, будто происходили раздирающие сцены - особенно когда выведенные крестьяне прощались со сватами и соседями: многие будто бы "хотели бунтовать", но Петр Семенов предупредил бунт: он послал Дорошу в полицию; и оттуда подоспели "три полицейские казака с пикою", и все кончилось: "продукт природы" был погружен, и барку тотчас же отчалили от берега и остановили посередине реки" Тем прощанье "продукта" и кончилось.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Петр Семенов возил меня показывать, как "народы помещались" на барках. На двух были "шельмоватые" народы орловские, а на третьей "дурасливые" куряне. Над каждым из этих народов были приставленные из своего народа "старосты". Над орловскими старостою был тележник Фефел, о котором Петр сообщил мне, что он был человек дорогой, но незадолго перед этим убил оглоблей человека, который пришел звать его ужинать. Это скрыли, а про всякий случай Фефела поскорее дешево продали,

- Над орловскими шельмецами такой именно и нужен, - говорил Пизарро.

Курскими людьми заведовал орловский мужик Михайло, человек добрый и степенный.

- Курский народ - что цыплята!

Помню, как я первый раз увидал "народы" и их вождей.

Из дома мы отправились к Оке в тележке, которою правил Дороша. Мы с Петром Семеновым сидели на лавочке. Барки стояли за пять верст за городом. Когда мы приехали, Петр Семенов стал свистеть, и от берега отвалила лодочка, в которой помещался Михаиле, начальник курских народов; он нас привез на барки, и мы прошли между народом, причем я не заметил ничего особенно горького или угнетающего. Сидели люди босые, полураздетые, - словом, такие жалкие и обездоленные, как их обыкновенно видишь в русской деревне. Я тогда думал еще, что крестьяне и везде должны быть только в таком виде, как мы их привыкли видеть в России. Смирение их тоже было обычное в их положении. Петр Семенов обращался с ними грубо, как с "продуктом", не стоящим хорошего обхождения, а они относились к нему с подобострастием: величали его батюшкой Петром Семеновичем и излагали ему разные просьбы, на которые од отвечал резко, скоро, но, по правде сказать, всегда очень деловито. Воспользоваться моим высоким правом помилования я не имел никакого повода и не торопился с этим; я был уверен, что такой случай еще придет во время путины - и вот тогда я пущу в ход мои милостивые полномочия, и народы благословят мое милосердие!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Когда мы перешли с одной барки на другую, то Петр Семенов показал мне в корме свою каютку. Это была тесовая каморка, в которой помещались две кроватки: его и Дорошина, маленький шкапик с чайным прибором, желтый сундучок, деревянные счеты, расходная книга и в углу образок с лампадой. Комната эта запиралась на замок, ключ от которого держал у себя староста Фефел. Такую же точно комнату Петр Семенович предполагал сделать и мне на одной из барок.

О том, как мы выплыли и как шли, я рассказывать не буду, потому что это потребовало бы много времени, да и не все теперь вспомнишь. Вообще же говоря, дни тянулись один за другим одинаково скучно, серо, без всякой деятельности. Самым любимым занятием у всех было "искаться". {Пишут, что это же самое составляло главное занятие русских поселенцев, которых перевезли в 1892 году на океанском пароходе из Одессы во Владивосток. Впрочем, этих, кроме "вшей", занимали еще карты, которых у нас не было. (Прим, автора.)} Это было что-то вроде спорта.