Путь наверх   ::   Брэйн Джон

А в Дафтоне у меня почти не было свободного времени, да и, по совести говоря, меня не оченьто увлекают все эти «Беспутный Берни бьет баклуши» или «Простушка Пегги получает приз».

– Ну, это вы только что сочинили,- сказала миссис Томпсон, однако я заметил, что моя выдумка пришлась ей по вкусу.- Впрочем, нельзя не признать, что вышло похоже, вполне в духе Хейвуда.

– Это не мое изобретение, а Чарлза,- сказал я,- моего друга Чарлза Лэффорда. Мы с ним дружим с детства.

– И вы очень к иему привязаны?

– Мы с ним как братья. А может, даже и больше, чем братья.

Мне вспомнилось круглое лицо Чарлза, его нелепые роговые очки, веселое и невинно-нахальное выражение его глаз. Я всегда говорил, что Чарлз похож на загулявшего священника.

Мне показалось вдруг, что я слышу его глубокий, чуть сиповатый голос, слышу так отчетливо, словно Чарлз где-то тут рядом: «Тебе нечего делать в Дафтоне, Джо.

Удирай отсюда, покуда ты сам не превратился в зомби… В Уорли с зомби будет покончено, Джо. Запомни это. Никаких зомби больше».

– Вам будет его не хватать,- сказала миссис Томпсон.

– Да. Но я с этим справлюсь…- Я замолчал, не умея выразить словами то, что чувствовал.

– Мне кажется, мужская дружба гораздо крепче женской,-заметила миссис Томпсон.- И вместе с тем не так эгоистична. Мужчины не стоят друг у другана пути.- Она не сказала, что понимает то, чего я не договорил, но это было ясно из ее слов. Со свойственным ей тактом она избавила меня от замешательства и неприятной необходимости объяснять, что разлука с Чарли отнюдь не убивает меня, хотя я и не остался к ней нечувствителен.

Часы пробили половину первого, и миссис Томпсон сказала, что ей надо пойти заняться обедом. Когда она ушла, я закурил сигарету и подошел к камину. Над каминной полкой висела большая фотография какого-то юноши в форме военного летчика с белым значком-крылышком на фуражке. У него были темные волосы, крупный, твердо сжатый рот и густые брови. Юноша улыбался одними глаами – как миссис Томпсон. Он был хорош собой, более того, он был обаятелен – свойство, которое очень редко может передать фотография.

Обаяние было излюбленной темой наших бесед с Чарлзом: нам казалось, что знай мы только, где и как пустить в ход наше обаяние, и карьера была бы нам обеспечена.

Наличие обаяния само по себе еще не давало гарантии успеха, но мы замечали, что оно сопутствует честолюбию, как рыбка лоцман – акуле. Впрочем, нельзя сказать, чтобы это качество слишком высоко ценилось в Дафтоне. Грубоватая прямота была больше в ходу. Чарлз говорил, что в этом городе каждый старается вести себя так, словно он дал подписку всем своим поведением отвечать традиционному облику йоркширца, который режет правдуматку и скрывает под грубой оболочкой золотое сердце. Но вся беда в том, добавлял Чарлз, что на самомто деле у них под грубой оболочкой скрываются такие же злые и низменные сердца, как у любого представителя Лощеного и Коварного Юга. Впрочем, дафтонцев тоже не приходилось особенно винить, думается мне. Им негде было набраться элегантных манер. Молодой человек, глядевший на меня с фотографии (несомненно, сын миссис Томпсон, погибший во время войны), уже с колыбели имел все необходимое для того, чтобы его природное обаяние могло свободно развиваться. Поразительно все же, как часто золотые сердца и серебряные сервизы сопутствуют друг другу.

Меня слегка удивило, что миссис Томпсон повесила фотографию своего покойного сына на столь видном месте. Мне казалось, что такое постоянное напоминание о нем должно было бы быть для нее тягостным. Но тут мне опять вспомнились слова Чарлза:

«Зомби не умирают: они либо удаляются в лучший мир, либо покидают эту юдоль, либо почиют в бозе. И они «теряют» близких, словно это кошелек или перчатка.