Рана   ::   Мештерхази Лайош

Звали ее тетей Магдой. Когда их знакомили, он пожал ей руку, маленькую, но сильную. Они толком и не поговорили. Магда почти не сидела за столом, постоянно вскакивала, выбегала, готовила мужу отдельно какие-то особые кушанья, строго придерживаясь диеты; между блюдами ему нужно было давать то капли, то таблетки, то порошки. Она не была такой старой, как дядя Вальтер, и двигалась очень живо и молодо. Если к ней обращались или она на чем-то останавливала внимание, брови ее поднимались на лбу высокой дугой. В такие моменты лицо ее с большими круглыми глазами становилось более женственным. Правильный треугольник скул и подбородка и широко расставленные теплые серые глаза чем-то напоминали кошачью мордочку.

Тетушка Мария тоже то и дело выскакивала из-за стола: принести одеяло на ноги Вальтеру, плед ему на плечи, скамеечку под ноги. Разговоры женщин велись только вокруг того, как протекала болезнь, какой была больница, что сказал врач. В «селе» есть пасечник, у него очень хороший, чистый мед, молоко у них свое, приемщику они сдают четырехпроцентное, а Вальтер будет пить снятое.

Мальчик быстро почувствовал, что гость теперь не он, а дядя Вальтер с женой, и самое главное сейчас – пресловутая инфекция. (Неудобства, вытекавшие из этого, просто ничтожны, он даже не задумался о них. Комната, которую он занимал, была очень мрачной, но сознание того, что рядом, через столовую, спит тетушка Мария, как-то утешало; однако после приезда родственников хозяева переселились на второй этаж, в комнаты для гостей, и теперь за столовой будет жить эта чужая супружеская чета.)

Он вскочил, чтобы помочь больному подняться, однако обе женщины опередили его. Поддерживая с двух сторон, они отвели дядю Вальтера в комнату. Вероятно, даже раздели. Дядя Алекс сидел за столом, углубившись в свои мысли, потом сказал:

– Да, вот оно как!

И, словно пробудившись ото сна, быстро спустился в погреб, принес еще один кувшин «сока», чтобы украдкой выпить.

В уголке озера, где пробивался источник, под водой лежал похожий на столешницу круглый камень. «Купальный камень». Отнеся бидоны, мальчик бежал к озеру, забирался на камень, намыливался, потом бросался в воду. В день он купался по крайней мере три-четыре раза. Утром бродил по лесу, подстерегая сороку, хотел ее подстрелить. (Знал, что сорока – птица вредная, но скорее потому, что, по мнению дяди Алекса, застать ее врасплох^ очень трудно. Путь птицы он уже выследил.) В душной от прелых листьев дубовой роще мальчик покрывался потом, вспотевшим явиться к завтраку он не мог – вот и плавал много, отмывался. И после полудня, если ездил на велосипеде, да и вечером ни за что не садился к столу, не искупавшись, – не переносил пота. Когда он стал подростком, в школе учитель часто, прежде чем начать урок, распахивал окна в классе: «Неужели вы не чувствуете, как здесь воняет?»

А ведь во время десятиминутных переменок дежурный всегда проветривал класс. Мать все уши ему прожужжала о том, что детство с его молочным запахом миновало, что в организме подростка идет интенсивный обмен веществ. Вот он и привык следить за собой и чувствовал себя хорошо лишь тогда, когда был чисто вымыт.

Тетушка Мария тоже пользовалась «купальным камнем». Стоя на нем, она зачерпывала воду и смывала с себя мыло. Плавать она не умела и, хотя вода даже в глубоком месте доставала бы ей только до плеч, не любила илистого, покрытого водорослями дна озера.

Она обсыхала под солнцем на берегу вместе с тетей Магдой, когда мальчик с ружьем за спиной подошел к ним. Тетя Магда, вероятно, только что вышла из воды, с ее купальника еще струились ручейки. Мальчик с удивлением заметил, что капельки воды на ее плечах и груди – как маленькие бусинки. Они сияли, почти как стразы.