Разговоры немецких беженцев   ::   Гете Иоганн Вольфганг

Они говорят об этом с величайшим удовольствием и хотят заставить нас поверить, будто и впрямь намерены этого добиться, но желала бы я хоть раз в своей жизни увидеть мужчину, способного владеть собой даже в самом пустячном деле!

Когда им что-либо безразлично, они прикидываются очень суровыми, словно им трудно без этого обойтись, а уж чего им страстно хочется, то они умеют представить себе и другим как нечто превосходное, необходимое, обязательное и неизбежное. Я не знаю ни одного из вас, кто был бы способен отказаться хотя бы от самой малости.

У ч и т е л ь. Вы редко бываете несправедливы, и я еще никогда не видел вас во власти такой досады, такого негодования, как в эту минуту.

Б а р о н е с с а. Уж мне-то этого негодования стыдиться нечего. Стоит мне только подумать о моей подруге, о том, как она едет в наемной карете по тряским дорогам, со слезами вспоминая о грубо нарушенном гостеприимстве,- и я готова всем сердцем вознегодовать на вас всех.

У ч и т е л ь. Я и при более тяжких несчастиях не видел вас такой взволнованной и гневной, как сейчас.

Б а р о н е с с а. Малое несчастье, когда оно следует за большими, переполняет чашу; да ведь и утрата подруги - несчастье отнюдь не малое.

У ч и т е л ь. Успокойтесь и доверьтесь нам - мы непременно исправимся и сделаем все возможное, дабы угодить вам.

Б а р о н е с с а. Ничуть не бывало: ни одному из вас уже не снискать моего доверия, но отныне я буду требовать от вас повиновения, у себя в доме я намерена приказывать.

- Да, требуйте, приказывайте нам! - вскричал Карл.- И впредь вам не приведется жаловаться на паше непослушание.

- Ну, уж чрезмерно строга к вам я не буду,- с улыбкой возразила баронесса, взявши себя в руки,- мне не доставляет никакого удовольствия приказывать, в особенности таким свободомыслящим людям, как вы, но я хотела бы дать вам один совет и присовокупить к нему просьбу.

У ч и т е л ь. И то и другое будет для нас законом.

Б а р о н е с с а. Было бы глупо с моей стороны пытаться отвлечь в сторону тот интерес, что вызывают у каждого великие события, ныне совершающиеся в мире, события, жертвами коих, к несчастью, мы уже стали. Я не могу изменить взгляды, которые складываются у того или иного человека соответственно его образу мыслей и затем укореняются, развиваются, продолжая определять его поведение; столь же глупо и жестоко было бы требовать, чтобы он их не высказывал. Но одного я вправе ожидать от членов кружка, в котором живу,- что единомышленники будут держаться заодно и проводить время за приятной беседой, когда один говорит то, что другой уже подумал про себя. В своей комнате, на прогулке, в любом месте, где бы ни встретились эти люди, пусть они вволю изливают друг другу свои чувства, подхватывают то или иное мнение, упиваются пылкостью своих убеждений. Но в обществе, дети мои, не забывайте о том, сколь многим, дорогим и сокровенным, приходилось нам жертвовать и прежде ради светских приличий, еще до того, как возникли споры об этих предметах, и что пока существует мир, каждому придется ради светских приличий держать себя в рамках, хотя бы внешне. Итак, не во имя добродетели, а во имя самой обычной вежливости призываю я вас оказывать мне и остальным ту учтивость, которую вы - не будет преувеличением сказать - с малолетства привыкли оказывать первому встречному.

- Вообще я не понимаю,- продолжала баронесса,- что с нами сталось? Куда исчезло вдруг наше светское воспитание? Как мы, бывало, остерегались в обществе затронуть тему, которая могла бы оказаться неприятна тому или другому из присутствующих!

Протестант перед лицом католика избегал насмехаться над церковным обрядом; самый ревностный католик в присутствии протестанта никогда бы не обмолвился о том, что старая религия дает более надежную гарантию вечного блаженства.

Никто не стал бы хвалиться своими детьми в присутствии матери, потерявшей сына, и всякий чувствовал себя сконфуженным, ежели у него ненароком вырывалось неосторожное слово.