Рейнская легенда   ::   Теккерей Уильям Мейкпис

Сладкозвучный поэт лорд Байрон, живописуя как раз это место, помянул "дев сельских с синими очами, дарящих пышки и вино", кои вьются пестрою толпой вокруг путника, забредшего в чудную округу, предлагая ему нехитрые плоды трудов своих. Так, без сомненья, и бывало в прежние дни, когда благородный бард слагал свои изящные строфы, - в блаженные дни милой старины! Когда девы еще были щедры, а мужи любезны! Ныне опустившиеся жители названной провинции склонны более просить, нежели давать, и синие их очи, видимо, исчезли вместе с былым великодушием.

Но поскольку описываемые нами события происходили много-много лет назад, славного рыцаря Людвига Гомбургского, должно полагать, ласково привечали на пути милые поселяне, однако же о том, как он отвечал на их привет, нам ничего не известно. Он держал путь по зеленой равнине к Роландсеку, откуда мог следить за Нонненвертом (стоящим на острове как раз напротив этого места) и за всеми, кто направлялся туда либо выходил оттуда.

У входа в небольшую пещеру в одной из скал, нависших над волнами Рейна подле Роландсека и покрытых благовонными кактусами и серебристыми магнолиями, нынешний путник еще наблюдает грубый покалеченный временем образ святого; то был образ досточтимого святого Буффо Боннского, заступника маркграфа, и сэр Людвиг, преклоня колена и прочитав "Аве Мария", литанию и два аколита, ободрился мыслию, что задуманный им подвиг свершится прямо на глазах маркграфова божественного покровителя. Сотворив молитвы (а рыцарь тех времен был столь же благочестив, сколь отважен), сэр Луи, храбрый Гомбург, воскликнул громким голосом:

- Эй, пустынник! Святой отец! У себя ли ты в келье?

- Кто зовет смиренного раба божия и святого Буффо? - раздался голос из глубины пещеры; и тотчас же из-под венков герани и магнолии показалась весьма почтенная, древняя и величавая голова - надобно ли говорить, что то была голова отшельника, посвятившего себя святому Буффо. Серебряная борода, ниспадающая до самых колен, придавала ему респектабельность; он был облачен в простую темную мешковину и препоясан вервием; старые ноги защищали от шипов и камений лишь грубые сандалии, а блестящая лысина была и вовсе ничем не покрыта.

- Святой старец, - твердым голосом сказал рыцарь, - готовься служить отходную, ибо некто близок к смерти.

- Где, сын мой?

- Здесь, отец мой.

- Он здесь, предо мною?

- Может статься, - отвечал храбрый рыцарь, осеняя себя крестом, однако этому можно воспрепятствовать.

В тот же миг взгляд его упал на отчаливающий от Нонненверта паром с рыцарем. По лазурным оковам и скрепам на его плаще Людвиг тотчас же узнал сэра Готфрида Годесбергского.

- Готовься, отец мой, - сказал славный рыцарь, указывая на близящийся паром; и, помахав рукою преподобному старцу в знак почтения и не проронив более ни слова, он бросился в седло, отскакал на несколько дюжин шагов, а там описал круг и остановился как вкопанный. Его знамя трепетало на ветру, сверкали на солнце копье и кольчуга; голова и грудь боевого скакуна были тоже покрыты сталью. Когда сэр Готфрид, точно так же снаряженный и верхом на коне (он оставлял его у переправы), оказался на дороге, он весь затрепетал при виде этой сверкающей стальной громады.

- Уж не хозяин ли ты этой дороге, сэр рыцарь? - сказал сэр Готфрид надменно. - Или ты охраняешь ее от всех пришельцев во славу владычицы твоего сердца?

- Я не хозяин этой дороге. Я не охраняю ее от всех пришельцев. Я охраняю ее лишь от одного, и он лжец и изменник.

- Коль скоро до меня это не касается, я прошу тебя меня пропустить, сказал Готфрид.