Река играет   ::   Короленко Владимир Галактионович

Тюлин тащится к своему шалашу по колени в воде, лениво шлепая босыми ногами по зеленой потопшей траве; он весь мокрый, широкие штаны липнут к его ногам, мешая идти; сзади, на чалке, тащится за Тюлиным давешняя старая лодка, которую, согласно предсказанию знатока-перевозчика, унесло-таки течением.

- Что, Тюлин, здоров ли?

- Слава богу. Не крепко чтой-то. Давай на ту сторону поедем.

- Зачем?

- Вишь, склёка вышла. Плоты Ивахински река разметывать хочет.

- Тебе-то что же?.. Разве забота?

- А гляди-ко, Ивахин четвертуху волокет. Да что четвертуха! Тут, брат, и полуведром поступишься...

К берегу торопливою походкой приближался со стороны села мужчина лет сорока пяти, в костюме деревенского торговца, с острыми, беспокойными глазами. Ветер развевал полу его чуйки, в руке сверкала посудина с водкой. Подойдя к нам, он прямо обратился к Тюлину:

- Что, приплескиват?

- Беды! - ответил Тюлин. - Чай, сам видишь.

- А плотишки у меня поняла уж?

- Подхватыват, да еще не под силу. А гляди, подымет. Лодку у меня даве слизнула, - в силу, в силу бегом догнал за перелеском...

- Ну?

- То-то. Вишь, вымок весь до нитки.

- Ах ты! - отчаянно сказал купец, ударив себя по бедру свободною рукой. - Не оглянешься, - плоты у меня размечет. Что убытку-то, что убытку! Ну, и подлец народ у нас живет! - обратился он ко мне.

- Чего бы я напрасно лаял православных, - заступился за своих Тюлин. Чай, у вас ряда была...

- Была.

- На песок возить?

- То-то на песок.

- Ну-к на песке и есть, не в другом месте.

- Да ведь, подлецы вы этакие, река песок-то уж покрывает!

- Как не покрыть, - покроет. К утру, что есть, следу не оставит.

- Вот видишь! А им бы, подлецам, только песни горланить. Ишь орут! Им горюшка мало, что хозяину убыток...

Оба смолкли. С того берега, с вырубки, от нового домика неслись нестройные песни. Это артель васюхинцев куражилась над мелким лесоторговцем-хозяином. Вчера у них был расчет, причем Ивахин обсчитал их рублей на двадцать. Сегодня Ветлуга заступилась за своих деток и взыграла на руку артели. Теперь хозяин униженно кланялся, а артель не ломила шапок и куражилась.

- Ни за сто рублев! Узнаешь, как жить с артелью! Мы тя научим...

Река прибывала. Ивахин струсил. Кинувшись в село, он наскоро добыл четверть и поклонился артели. Он не ставил при этом никаких условий, не упоминал о плотах, а только кланялся и умолял, чтобы артель не попомнила на нем своей обиды и согласилась испить "даровую".

- Да ты, такой-сякой, не финти, - говорили артельщики. - Не заманишь!

- Ни за сто рублев не полезем в реку.

- Пущай она, матушка, порезвится да поиграет на своей волюшке.

- Пущай покидат бревнушки, пущай поразмечет. Поди собирай!

Но четверть все-таки выпили и завели песни. Голоса неслись из-за реки нестройные, дикие, разудалые, и к ним примешивался плеск и говор буйной реки.

- Важно поют! - сказал Тюлин с восторгом и завистью.

Ивахину, кажется, песня нравилась меньше. Он слушал беспокойно, и глаза его смотрели растерянно и тоскливо. Песня шумела бурей и, казалось, не обещала ничего хорошего.

- Много ли недодал вчера? - спросил Тюлин просто.

Ивахин почесался и, не отрывая беспокойного взгляда с того места, откуда неслись нестройные звуки, ответил так же просто:

- Об двух красных спорились.

- Много же, мотри! Как бы, слушай, бока не намяли.

По лицу Ивахина было видно, что предположение не кажется ему невероятным.

- Хошь бы плоты-те повыволокли, - сказал он с глубокою тоской.

- Чать, выволокут, - успокоил Тюлин.

- Поговори им, - заискивающе сказал торговец. - Мол, боле не приплескиват, назад, мол, к ночи пойдет.

Тюлин ответил не сразу; взгляд его приковался к посудине, и, помолчав, он сказал сластолюбиво:

- Другую четверть волокешь?

- Другую.

- Споишь и третью. Перевезти, что ль?

- Вези!

Лодка была на середине, когда ее заметили с того берега. Песня сразу грянула еще сильней, еще нестройнее, отражаясь от зеленой стены крупного леса, к которому вплоть подошла вырубка.