Ричард - львиное сердце   ::   Хьюлетт Морис

Он так и сделал, даже прежде, чем утреннее небо приняло серенький предрассветный оттенок. Граф был в латах, в полном вооружении, в своем красноватом плаще из леопардовых шкур, уже опоясанный мечом и при шпорах. В притворе часовни один сквайр [12] держал его щит, другой – шлем, а конюх прогуливал коня. Священнодействовал аббат Мило, а прислуживал ему гнусавый мальчуган. Граф преклонил колени пред алтарем, освещенным двумя тонкими свечами.

Не успел священник начать службу, как Жанна Сен-Поль, которая не спала всю ночь, прокралась в часовню. На голове у нее было покрывало, держалась она прямо. Войдя, она опустилась на колени, и, вытянув руки в уровень с подбородком, сложила их так, что кончики пальцев указывали на небеса, куда летели и ее помыслы. Так, словно застывшая в молитве, она оставалась во все время совершения таинства, не шелохнувшись даже в ту минуту, когда, при вознесении святых Даров, Ричард пал ниц на землю. Казалось и она безмолвно приносит свое собственное сердце в жертву Богу и в знак благоговения.

Граф приобщился святых Тайн. Он был человек очень религиозный: на всякое дело он отправился бы скорей без меча, чем без благословения Божия. Жанна видела, как спокойно принял он причастие. Она была в возвышенном настроении и стояла неподвижно, как статуи святых, но как только кончилась обедня, и Ричард принес благодарственную молитву, она удалилась от него в темный угол.

Он прошел мимо нее к выходу, задев по дороге концом своего меча за край ее платья. Она не слышала его шагов – он ступал тихо, словно кошка, – но почувствовала прикосновение меча и вздрогнула.

Ричард понесся вскачь со двора.

Пока аббат Мило бормотал свои благодарственные молитвы, Жанна вышла из своего уголка, чтобы поговорить с ним. Он об этом и сам догадался, не нуждаясь во взгляде, которым она подозвала его из-под своего покрывала. Он сел у алтаря Сен-Реми [13] , она опустилась на колени рядом с ним.

– Что? Ладно, дочь моя? – спросил Мило.

– Думаю, что ладно, – ответила она.

Аббат – старичок с красным лицом и слезящимися глазами, подверженный насморкам – отверз свои уста и изрек разные умные речи, какие только знал. Он поднял указательный палец кверху, словно коготь, и принялся чертить им в воздухе какие-то таинственные знаки.

– Послушайте, что я вам скажу! – начал он. – Я вам скажу, что вы поступили хорошо, и всегда буду утверждать это. Этот великий принц, которого я люблю, как родного сына, не для вас, но и не для других. Нет, нет! Он уже женат.

Мило надеялся озадачить ее, но старый проповедник ошибся: Жанна была слишком удручена своим горем.

– Да, дочь моя! – повторил он. – Он действительно женат. Но на ком? Да на самом себе! С детства этот человек одинок душой и не может жениться в том смысле, как вы понимаете. Вы думаете, он вас любит? Верьте мне, что нет. Он любит самого себя: у него есть призвание, ему предначертана особая судьба… «Какая?» – спрашиваете вы…

Жанна не спрашивала ничего, но он считал, что по правилам риторики ему полагается спрашивать:

– Иерусалим, вот в чем его судьба! – ответил он сам себе. – Иерусалим, вот избранная им невеста, томящаяся в цепях! Он не женится ни на вас, ни на Элоизе французской, ни на какой другой девице во всем христианском мире, пока не свершится его духовный брак. Я не любил бы его так, если бы не верил в это. А почему? Разве назову я своего собственного сына отступником, потому что он отмечен крестом Господним, потому что он заключил союз со Спасителем?

Мило откинулся назад на своем кресле, глядя на нее пытливо, чтобы подметить, как она приняла его слова. Она приняла их спокойно и повернула к нему свое лицо, просветленное борьбой, и глаза, казавшиеся совсем черными.

– Что бы мне сделать, чтобы спасти себя? В голосе ее слышалось утомление.