Рикша-призрак   ::   Киплинг Редьярд Джозеф

Ничего не было необыкновенного в площадке против ресторана Пелити. Это было среди бела дня. Кругом были люди. И все-таки, обратите на это внимание, вопреки всяким законам, явно оскорбляя природу и её веления, явился мне призрак из могилы.

Арабский конь Китти прошёл сквозь рикшу: таким образом исчезла моя первая надежда на то, что нашлась ещё одна чудачка, подобная м-с Вессингтон, нанявшая и коляску и кули с их старыми ливреями. Снова и снова возвращался я к этому коловороту мыслей и снова и снова запутывался и приходил в отчаяние. Голос был так же необъясним, как видение. У меня явилась оригинальная, несколько дикая мысль рассказать все Китти, просить её тотчас же обвенчаться со мной, чтобы в её объятиях забыть о призраке в рикше. В сущности, рассуждал я, уже само появление рикши достаточно убедительно для того, чтобы признать все обманом зрения. Можно видеть призраки мужчин, женщин, но уж никак не рикши или коляски. Все это бессмыслица.

На следующий день я написал покаянную записку Китти, умоляя её забыть моё странное поведение накануне. Моё божество было сильно разгневано, и было необходимо лично просить прощения. Приготовившись ночью к ложному объяснению, я сослался на внезапное сердцебиение вследствие несварения желудка. Объяснение было признано достаточным, и мы отправились с Китти на прогулку, хотя лёгкая тень моей первой лжи уже легла между нами.

Больше всего нравилось Китти скакать галопом вокруг Джакко. Не надеясь на свои расстроенные минувшей ночью нервы, я слабо протестовал, предлагал ехать на Обсерваторский холм, Друтов, Бойлегинскую дорогу — все, что угодно, только не Джакко. Китти сердилась и обижалась, я уступил, боясь возобновления ссоры, и мы направились к Чота Симле. Большую часть пути мы проскакали, по обыкновению, галопом, от Конвента по ровному шоссе возле Санджовлийского резервуара. Разгорячённые лошади, казалось, летели, и моё сердце билось все сильнее и сильнее по мере нашего приближения к подъёму. Все утро мысли мои были полны м-с Вессингтон, и каждый шаг по дороге к Джакко вызывал воспоминания о прошлом, о прогулках и разговорах здесь с ней. Все камни говорили об этом, сосны громко пели про это. Полноводные от дождей ручьи хихикали и зубоскалили между собой, осмеивая позорную историю. А ветер не переставая свистел мне в уши о моей несправедливости. В заключение в середине площадки, называемой Дамской, ждал меня ужас. Ни одной рикши не было видно, кроме жёлтой, с четырьмя джампани, одетыми в чёрное с белым, и с золотистой головой женщины в ней. Все совершенно в том же виде, как было восемь месяцев назад и вчера! На одну минуту мне пришло в голову, что Китти должна видеть то, что вижу я, мы так удивительно симпатизировали друг другу. Но первые же её слова разубедили меня:

— Ни одной души кругом! Скачите, Джек, к резервуару, я буду догонять вас!

Её маленькая жилистая арабская лошадёнка летела, как птица, мой Уэлер уже догонял её, и так мы мчались под скалами. Через полминуты мы были уже в пяти шагах от рикши. Я потянул назад Уэлера и откинулся сам. Рикша стояла как раз посреди дороги, и, как только арабская лошадка проскочила сквозь неё, мой конь последовал за нею.

— Джек! Джек, дорогой! Пожалуйста, прости меня! — жалобно прозвучало в моих ушах, и затем, через некоторый промежуток: — Все это только ошибка, ужасная ошибка.

Я пришпорил мою лошадь, как будто за мной гнались. Когда я оглянулся на резервуар, чёрные с белым ливреи все ещё ждали — терпеливо ждали под навесом серых скал, — а ветер доносил до меня насмешливое эхо только что слышанных слов. Китти шутила над моей молчаливостью в конце нашей прогулки. Перед тем я без конца болтал обо всем, что приходило в голову.