Рикша   ::   Лао Шэ

«Будь у меня побольше денег, я хоть несколько дней пожил бы, как он», с завистью думал Сянцзы.

Ради денег Жуань Мин потерял человеческое достоинство, ради денег – шестидесяти сребреников – Сянцзы продал Жуань Мина. Жуань Мину нужна была поддержка масс, Сянцзы роскошная жизнь Жуань Мина. И вот деньги, окропленные его кровью, у Сянцзы за поясом.

До самого захода солнца Сянцзы сидел у озера. И лишь когда тростник и плакучие ивы засветились золотисто-красным светом, он поднялся и пошел вдоль городской стены в западном направлении. Не раз добывал он деньги нечестным путем, но никогда еще не предавал человека. К тому же сам он считал разглагольствования Жуань Мина в высшей степени справедливыми. Городские стены своей огромностью пугали Сянцзы. Он обошел мусорную кучу, где сидело несколько старых ворон, боясь, как бы они не накаркали ему беды, и, подойдя к западной части города, прибавил шагу, напоминая собаку, стащившую у хозяев еду. Кто мог бы ему вечером составить компанию, чтобы снять с души боль и страх, хоть ненадолго? Лучше всего пойти в публичный дом.

С приходом осени болезнь обострилась, и у Сянцзы уже не было сил работать рикшей. Да и кто даст ему в аренду коляску? Он давно потерял доверие. Пришлось наняться сторожем в лавку…3а ночь – два медяка, к тому же переночевать можно. Он теперь едва зарабатывал на миску жидкой каши. Попрошайничать? Бесполезно. Кто подаст милостыню здоровенному детине? Можно бы отправиться за подаянием в монастырь, но для этого надо было разрисовать свое тело «ранами», чтобы пожалели, а этого Сянцзы не умел. Воровать он тоже не научился. У воров свои шайки, свои способы; ему же приходилось добывать деньги на пропитание в одиночку. Сянцзы никогда ни до кого не было дела, он старался только ради себя, а пришел к собственной гибели. Его неприкаянная душа пока еще держалась в теле, но скоро и она вместе с телом где-нибудь сгинет.

Пекин, с той поры, как был назван древней столицей, стал терять свою самобытность: его блистательный облик, ручные ремесла, пекинская кухня, язык, полицейские – все постепенно уплывало в поисках столь же могущественного и богатого покровителя, как Сын Неба, для поддержания своего величия. Приготовленную по-пекински баранину теперь уже можно было встретить на европеизированном Циндао, в шумном Тяньцзине в полночь услышать голос зазывалы: «Пекинские пампушки! Кому пекинские пампушки!»; в Шанхае, в Ханькоу, в Нанкине встречаешь полицейских и прислугу, которые говорят на пекинском диалекте, едят лепешки из семян кунжута, пьют цветочный чай, привезенный с юга на север, – в Пекине он проходил двойную ароматизацию и его снова отправляли на юг; даже носильщики из Пекина ездили в Тяньцзинь и Шанхай носить гробы с высокопоставленными чиновниками и знатными людьми.

Пекин понемногу терял свой прежний блеск, свою респектабельность; правда, в кондитерских еще можно было купить после праздника «двойной девятки» [23] пирожные «хуагао» с фруктовой начинкой, а также сладкие юаньсяо; в осенние дни торговцы вдруг вспоминали о двухсот – трехсотлетней традиции – к празднику полнолуния рекламировали продажу товаров по сниженным ценам…

Экономические трудности заставляют забыть о респектабельности и вынуждают искать выход из положения: престижем сыт не будешь. Только свадьбы и похороны проходят так же, как и в давние времена, соблюдаются все обряды и церемонии, хотя не всегда одинаково пышно. Не всем по карману ведающий свадебным и похоронным обрядом, ударные музыкальные инструменты, свадебный паланкин или погребальные покрывала.

Для выноса покойника делают бумажные фигурки – сосновых журавлей и сосновых львов; для свадебной церемонии – фигурки людей, паланкин, лошадей.