Римского права больше нет   ::   Арагон Луи

Все-таки, я надеюсь, война продлится достаточно долго, и наши ученые придумают, как перебросить нашу армию в Америку. А пока...

Если бы даже и был хоть какой-то уголок, где можно послушать музыку, Katzchen все равно бы меня туда не повел: вдруг кто-то увидит... Для чего, спрашивается, нужен мужчина, не для того разве, чтобы держать вас за руку, когда вы слушаете музыку? Но нет такого места, где можно было бы послушать музыку в этой смертельно скучной стране.

Единственное развлечение-и правда-трибунал. Недавно меня даже пробрало. Привели женщину. Жуткую. Совершенно вульгарную. Таких можно встретить на базаре, на бульваре...

Средних лет. Katzchen задает ей вопросы, а она не отвечает. Ее арестовали за саботаж, ну, эти дела с поездами при выезде из города... В конце концов Katzchen рассердился. Тогда она разинула рот, чтобы мы увидели ее язык. Во время одного из допросов она отрезала его, чтобы ни о чем не проболтаться. Я удивилась, почему же она не умерла, ведь из раны на языке всегда вытекает очень много крови. Мне об этом рассказывал Буби. У них там, на Восточном фронте, тоже была одна такая история. Но Вилли мне все объяснил: к этой женщине сразу позвали хирурга и велели лечить хорошенько, чтобы наказать, пусть-ка поживет с отрезанным языком... Katzchen-вот болван! - приговорил ее к расстрелу.

А то еще: ночью поднялась пальба, какие-то машины забыли про комендантский час. Есть же идиоты... Они что, немцев не знают или им жизнь не мила?

Но все это музыки не прибавляет. А мне нужна музыка. Мне мало приемника в "Метрополе". В Лионе хоть танцы бывают.

Какая тоска!

Katzchen застал меня за разговором с Вилли и устроил сцену.

У него теперь такой стиль. Я ему сказала: на этот раз Вилли со мной разговаривал... и только... Но если он не поспешит разогнать мою скуку, я не поручусь, что... Katzchen разгорячился, наговорил кучу гадостей, потом остыл и обещал, что мы совершим небольшую поездку в деревню. Погода прекрасная.

- Есть одно такое местечко... если ехать по направлению к... нет, вылетело из головы... говорят, пейзаж там вполне романтический. Час-полтора поездом.

- Еще бы: ни Вилли, ни Труды там можно не опасаться. А пока мне бы очень не помешало хоть немного музыки...

Ах вот как, фройляйн Лотта Мюллер, вам не помешало бы немного музыки... Вы, видно, глухая, фройляйн Лотта Мюллер, если не слышите, как много ее кругом. Бывают дни, когда она поднимается с земли как ветер и гуляет по городу и в поднебесье, когда хлопают двери, летят бумаги, вам приходится придерживать свои юбки... И вы говорите, что не слышите музыки? Бывает.

правда, и так, что доносится лишь слабый отголосок песни, лишь вздох гитарной струны, лишь угасающий стон воспоминания...

Под майским солнцем зазвучал весь огромный мирный пейзаж, распустились цветы, загудели насекомые; мухи-которых неодолимо тянет к человеческим существам, так, словно это уже трупы, а не живые пока что люди, - успели прожужжать первые такты похоронного марша. В оркестровой яме еще только настраивают скрипки.

Вы, видно, глухая, фройляйн Лотта Мюллер, если не слышите нарастающей музыки. Бывают дни, когда она звучит сильнее, чем треньканье будней в маленьком городке, где вы так скучаете, фройляйн Лотта Мюллер... слушайте же, слушайте музыку.

Вот глухое lamento, скорбные звуки несутся из темниц, звучат неведомые музыкальные инструменты, когда-то звавшиеся людьми... Хруст раздробленных костей, треск лопающейся горелой кожи, жуткий концерт орудий пытки, крики душевной муки, такие несхожие с криками от муки физической, басистые ритмичные удары, бульканье алой крови и слезы, слезы. слезы...

Вы не слышите музыки, фрой-чяйн Лотта Мки/юр'.' Тик возьмите же за руку своего поклонника u c-'iyuiailie, i-..