Родная кровь   ::   Кнорре Федор

---------------------------------------------

Кнорре Федор

Родная кровь



Федор Федорович Кнорре

Родная кровь

В всякий раз после того, как "Добрыня", обогнув крутую излучину Волги, выходил на прямую и далеко впереди на желтом обрыве показывалась редкая сосновая роща, сквозь деревья которой розовели одинаковые домики Рабочего поселка, - над трубой, клубясь, возникал крутой столбик белого пара и гудок, тягучий и хриповатый, оторвавшись от парохода, летел над водой, к далекому обрыву на берегу.

И неизменно через минуту после гудка на пригорок к березе выбегала женщина, придерживая на голове пестрый шарф. Иногда ее опережала девочка или они бежали на пригорок вместе, держась за руки. Бывало, что с ними рядом оказывались двое мальчиков. Еще издали они начинали махать пароходу платками, руками или шапками, а с верхней палубы старший механик Федотов, приподняв над головой фуражку, сдержанно покачивал ею в воздухе и так же сдержанно улыбался (хотя улыбки его никто не мог видеть) - до тех пор, пока фигурки людей на пригорке не становились маленькими, как муравьи.

На пароходе все привыкли к этой неизменно повторявшейся в каждом рейсе церемонии. Матросов забавляло и им нравилось, что женщина и ребята такие аккуратные - ни единого раза не пропустили, ни в грозу, ни в ливень. И то, что ребята все трое, как один, были рыжие, всем казалось еще лишней приметой их спаянности и постоянства...

Так было в прошлом, и в позапрошлом году, и три года назад, когда еще только-только закончили постройку поселка для работников судоверфи и пароходства.

И только в этом году, с первого же весеннего рейса, все изменилось. После гудка на пригорок стала выходить только рыженькая девочка. Мальчики тоже иногда бывали с нею вместе - то один, то двое. Случалось, что и ни одного не было, но девочка всегда была на месте с пестрой косынкой, которую она высоко держала в поднятой руке, точно сигнал "счастливого плаванья" кораблю.

Проводив ее глазами, матросы думали о том, каково ей теперь возвращаться в пустой дом, где до конца навигации ей приходится самой вести хозяйство с младшим братом.

Конечно, все знали, в чем дело, знали, что веселая жена Федотова, проболев всего три месяца, умерла весной от болезни, которую не научились еще как следует лечить, что ребята остались без матери, а Федотов за эти месяцы постарел, потемнел и притих, и теперь в его тесной каютке всегда закрыта деревянная решетка жалюзи, чтоб не выгорела на стене фотография, с которой весело щурится от ветра и солнца женщина, придерживая край взлетающего на ветру платья. А за спиной у нее смутно видна березка на пригорке...

Только немногие в Управлении пароходства и на "Добрыне" знали, что женщина, которая умерла, никогда не была официальной женой старшего механика и что дети, все трое, были не его. Поэтому, когда в поселке разнесся слух, что объявился настоящий отец и скоро заберет ребят к себе, этому не сразу поверили.

Однако он действительно появился месяца через полтора после похорон, остановился в городской гостинице и на такси приехал в поселок.

Предупрежденный заранее, Федотов его ожидал.

В доме слышали шум подъехавшей машины, но никто не вышел навстречу. Когда приехавший вошел, ему навстречу, тяжело опираясь о стол, медленно поднялся пожилой человек. У него за спиной стояли в напряженном ожидании, плечом к плечу, трое ребят: сероглазая девочка лет двенадцати, долговязый рыжий подросток - старший - и средний мальчик с детским личиком, казавшийся самым младшим из всех троих.

Все торопливо и натянуто поздоровались с приезжим. Когда он снял легкое пальто, у него на руке обнаружилась траурная креповая повязка.