Родная кровь   ::   Кнорре Федор

- А как же, конечно, на пароме!

- Вот до чего, и то ничего!

Вдруг разом зажегся свет над подъездом кино. Все ожили, задвигались, столпились около закрытого входа. Двери были заперты. Кто-то постучал сперва легонько, потом, подбадриваемый теми, кто стоял подальше, начал колотить в дверь. Зажглась лампочка где-то в глубине, потом долго ворочался ключ в замке, дверь приотворилась. Придерживая ее за ручку, высунулась заведующая кинотеатром, большая и толстая, с таким выражением озабоченного лица и скошенного набок рта, точно она тащила издалека ведро с землей, а ее тут задержали на полдороге разговорами.

- Кино не будет, ну чего дубасите! Дверь поломаете! - раздраженно выкрикнула она в толпу и сделала попытку потащить свои ведра дальше, но ей не дали захлопнуть дверь, загалдели, начали возмущаться. - Не будет, сколько вам повторять. Механика в военкомат вызвали!

- Ты посиди, - сказал Федотов и стал протискиваться через толпу, повторяя: - Ну-ка, пропусти, я с ней поговорю.

Женщины охотно стали сторониться, злорадно приговаривая:

- Пустите его, правильно, вот пускай фронтовик с ней поговорит по-своему! Как это "не будет"!

Он добрался до двери, заговорил с перекошенной от тяжелого бремени сознания своей власти заведующей и потом как-то вместе с ней вдавился в дверь, после чего внутри лязгнул засов.

В толпе начали расхваливать солдата, уверять, что он сумеет похлопотать за всех, но время шло, и все быстро перешли к унылым рассуждениям о том, что солдат тоже ничего не может сделать. Кое-кто уж начал даже поругивать солдата, как вдруг где-то в глубине здания, за стенами, грянула бодрая, торжествующая музыка марширующего оркестра, и темная площадь, со старыми лабазами, с бугристой булыжной мостовой, вдруг точно осветилась, и люди, пришедшие сюда по темным улицам, из наполовину опустевших жилищ, после тяжелой работы, с ноющим от страха или горя сердцем, в надежде на полтора часа отдыха и хоть самой маленькой радости, все ожили, успокоились и обрадовались.

Минуту спустя музыка замолкла, распахнулись обе створки двери, и все повалили к осветившемуся окошечку кассы.

Солдат шел навстречу входящей толпе, отмахиваясь от непрестанных вопросов, отвечая всем со снисходительным удовольствием: "Будет, будет, все будет, заходите, братцы!"

Он подошел к ступенькам посудной лавки, где она сидела, дожидаясь его, одна на опустевшей площади.

Доверчиво и обрадованно она поднялась ему навстречу.

- А я уж думала, ты про меня позабыл!

- Чего испугалась! Эх ты! А я для тебя, как для принцессы, специально кино открыл!

Он за руку повел ее через фойе в наполненный зрителями зал, потом по коридору и по ступенькам провел через железную дверь в кинобудку.

Показал на окошечко, из которого был виден экран и затылки сидящих в зале людей.

- Хочешь, отсюда будешь смотреть, а нет - я тебе в зале стул поставлю.

- Нет, я с тобой буду.

В будке зазвонил звонок, и заведующая из зала крикнула, что можно начинать.

Женщина видела, как он перекладывает круглые жестяные коробки, что-то подкручивает в аппаратах, закрытых черными кожухами, внутри которых сияет ослепительный свет.

Один из аппаратов зажужжал, снова оглушительно грянула маршевая музыка, длинный голубой луч из будки уперся в разом ожившее серое полотно экрана. Встала кремлевская башня с часами, двинулись физкультурники, промчался поезд, и началась хроника, а после нее иностранная картина. Среди колючих деревьев, похожих на гигантские подсвечники, скакали всадники в широкополых шляпах, кони взлетали на дыбы, хрипловатые низкие голоса пели под гром и рокот гитар. Очень хорошо пели, просто за душу хватала эта чужеземная хриплая песня, в которой ни одно слово не было понятно.