Роман о любви и терроре, или Двое в Норд-Осте   ::   Тополь Эдуард

За каждого убитого боевика они пригрозили убивать десять заложников. Кто-то из зала выкрикнул, что вывод войск – дело долгое, на что одна из шахидок ответила, что они не торопятся и готовы просидеть в зале сколько угодно. Аня, с которой я был на спектакле, усмехнулась. Она еще школьница, 10-й класс, миниатюрного размера и на вид совсем ребенок, но постоянно умудряется найти себе приключения – то от маньяков убегает, то заблудится, то ее током ударит. Мы познакомились буквально накануне – я подошел к ней в парке, предложил сыграть в бадминтон, был «уделан» и пригласил на «Норд-Ост».

И получилось, что это у нее как новое «приключение»…

Татьяна Гуревич-Солнышкина, концертмейстер «Норд-Оста» (партер):

…Тут террористы спрыгнули в оркестровую яму и пришли за нами. Стали стучать в оркестровую комнату, стрелять в дверь, потом крикнули: «Все выходы нами перекрыты! Если не выйдете, забросаем гранатами и расстреляем! Выходите!» Ну и мы стали выходить. Они привели нас обратно, в оркестровую яму. А из этой оркестровой ямы мы – через барьер – перелезали в зал. И самое страшное было – глаза зала. Ты залезаешь на барьер, видишь глаза людей в первых рядах, и в этих глазах – ужас, страх, отчаяние.

А тут еще боевики попытались нас с Игорем разлучить. Они говорят: женщины сюда, в эту сторону, а мужчины сюда. Игорь держит меня за руку и говорит: «Нет, я пойду только с ней!» И так, наверное, сказал – они махнули рукой, и мы с Игорем сидели вмеcте в седьмом ряду, рядом с нашим дирижером и духовиками…

Анастасия Нахабина, 19 лет, чертежница из Подлипок Московской обл. (партер):

Было страшно, у некоторых страх просто прочитывался на лицах. Мой новый знакомый, из-за которого я пересела в шестнадцатый ряд, – его звали Виктор, – двумя руками вцепился в кресло…

Татьяна Гуревич-Солнышкина, концертмейстер «Норд-Оста» (партер):

Страшно было первые минуты, очень страшно. Они бегали по залу, по сцене и кричали: «Мы тут все взорвем, все здание!» И мы видели эту взрывчатку, гранаты, оружие. Жутко стало. Когда мы сели, я сразу подумала о маме с дочкой. Как они будут жить без нас?

Сзади сидели две женщины. Я не знаю, живы ли они или нет. Одна очень сильно нервничала. У нее двое детей. Она то краснела, то бледнела, то подбегала к этой камикадзе и говорила: «Отпустите женщин и детей! Ну пожалуйста! У нас же дети!» А та ей отвечала, что это их не волнует. Вы, говорит, чего боитесь? Боли? Но это произойдет очень быстро, за какие-то секунды. Мы, говорит, это делаем во имя Аллаха. И потом попадем в рай.

Зинаида Окунь, менеджер телекоммуникационной компании (первый ряд партера):

А ведь я пришла на мюзикл, чтобы избавиться от депрессии, которая накрыла меня несколько дней назад. Когда дети уходят в свою жизнь и живут самостоятельно, а ты смотришь в зеркало, и тебе 40+, то ты вдруг видишь, что вокруг – пустота. Веса в тебе лишнего килограммов десять, кожа не атлас, и мужчины уже давно смотрят мимо тебя. И ты начинаешь думать, что – все, конец, жизнь практически кончилась. Бежала за ней, бежала, думала: вот сына подниму на ноги, вот дочку выдам замуж и тогда поживу. А оказалось… Кроме того, у меня в тот день украли сумку с документами. И потому, когда я осознала, что нас взяли в заложники, я даже не удивилась…

Ольга Черняк, журналистка Интерфакса:

Когда началась стрельба, и актеров согнали в одну кучу, вытащили из оркестровой ямы музыкантов, пригнали работников театра (они были в красной униформе), мы с мужем поняли: что-то не так. И я стала звонить в Интерфакс.



Из прессы



ИНТЕРФАКС:

От журналистки Интерфакса Ольги Черняк Россия и весь мир узнали о том, что группа вооруженных людей проникла в зал Театрального центра на улице Мельникова и объявила зрителей и актеров заложниками. Информация О.