Роман   ::   Сорокин Владимир Георгиевич

– Спешите, спешите, принц датский, а то гунны и варвары разорят все базилики! – басил Антон Петрович, стоя у застекленной веранды и протирая пенсне замшевой тряпочкой, отчего его прищурившееся массивное лицо выглядело одновременно беспомощно и угрожающе.

– Тетушка, это вам от Екатерины Андреевны.

Роман протянул вязальный набор Лидии Константиновне, ставящей на стол корзинку с нарезанным хлебом.

– Спасибо, Ромушка, хорошо, что она прислала… Садись.

– А это, дядя Антон, вам. – Роман поставил бутылку на стол напротив огромного неподъемного кресла, где обычно сидел Антон Петрович.

Внушительным движением надев пенсне, тот подошел, взял бутылку в руки:

– Тэк-с. Прекрасно. Спасибо, брат. Мы его на обед оставим. А сейчас – немедленно всем по местам!

Его могучие руки опустились на плечи Лидии Константиновны и Романа, и им пришлось опуститься на старые венские стулья.

Только теперь Роман увидел, какие прелести ждут его на этом старомодном овальном столе, покрытом белой, с кружевной вологодской вышивкой, скатертью.

В центре, рядом с очаровательной китайской вазочкой, в которой стояли веточки ожившей вербы, распласталось такое же фарфоровое китайское блюдо с нежно-розовым куском окорока, маленькими солеными огурчиками, облепленными зернами и метелками укропа, блестящими от рассола. Чуть поодаль стояли три чаши серо-зеленой смальты, полные соленых груздей, помидоров и рыжиков. В солёностях тускло поблескивали серебряные ложки с вензелем НВ. По правую руку Антона Петровича сверкали тонким стеклом два пузатых графинчика, наполненных зеленовато-золотистой и темно-розовой жидкостями. С графинчиками соседствовало другое, не менее просторное фарфоровое блюдо, в центре его высилась горка квашеной капусты, из окропленной постным маслом массы которой выглядывали бордовые ягодки клюквы и оранжевые палочки моркови. Этот «Везувий» окружали некрупные моченые яблоки, от одного вида которых рот Романа пополнился слюной.

Моченые яблоки дяди Антона!

Роман помнил их неповторимый вкус с детства, с того далекого времени, когда в большой столичной квартире отца стали появляться эти изумительно пахнущие плоды цвета воска.

Собранные с развесистой, стоящей в самом дальнем углу сада яблони, посаженной еще дедом Антона Петровича, они заквашивались вот уже двадцать с лишним лет в одном и том же дубовом бочонке по рецепту, взятому покойной матерью дяди у ключницы Почаевского монастыря сестры Алевтины почти пятьдесят лет тому назад.

Антоновка дяди Антона… Без нее не обходилось ни одно крутояровское застолье, как не обходился без высокопарностей сам Антон Петрович.

Этот рецепт, переписанный монахиней, в свою очередь, у Архангельского старца старовера Никодима, именовался вслух «староверскою закваской», держался Антоном Петровичем в шкатулке на запоре и никому не показывался.

Не выдержав, Роман протянул руку, взял яблоко, которое, несмотря на долгую, тесную зимовку в пряном рассоле, осталось крепким, и откусил.

– Не вынесла душа поэта! – усмехнулся дядюшка, без спроса наполняя мужские рюмки анисовой до краев, а женскую вишневой наполовину. – Ну, и как староверская наша?

– Дай же человеку прожевать, Антоша, – укоризненно качнула головой Лидия Константиновна, поднимая рюмку.

– Изумительно… – искренне пробормотал Роман, разглядывая яблоко. – Аромат-то какой. Прелесть… А вкус все тот же остался.

И правда, вкус был все тот же – кисловато-соленый, терпкий и нежный, пряный и неповторимый.

– Ну-с, Роман Алексеевич… – Большая белая длань с перстнем красного золота на безымянном пальце подняла рюмку. Роман тут же взялся за свою, и через секунду по террасе поплыл тонкий перезвон старинного хрусталя:

– За твой приезд, Ромушка…

– Ваше здоровье, тетушка.

– Будь здоров, Рома.