Русский самородок. Повесть о Сытине   ::   Коничев Константин Иванович

Аннотация: Автор этой книги известен читателям по ранее вышедшим повестям о деятелях русского искусства – о скульпторе Федоте Шубине, архитекторе Воронихине и художнике-баталисте Верещагине. Новая книга Константина Коничева «Русский самородок» повествует о жизни и деятельности замечательного русского книгоиздателя Ивана Дмитриевича Сытина. Повесть о нем – не обычное жизнеописание, а произведение в известной степени художественное, с допущением авторского домысла, вытекающего из фактов, имевших место в жизни персонажей повествования, из исторической обстановки.

---------------------------------------------

Константин Иванович Коничев

Русский самородок

Повесть о Сытине



Иван Дмитриевич Сытин

…Однажды мне случилось ехать от Вологды до Москвы с известным авиаконструктором моим земляком Сергеем Владимировичем Ильюшиным. Он родом с западного берега Кубенского озера, я – с восточного. Озеро наше длинное, километров на шестьдесят, шириной в среднем до десяти километров, бурное в непогодь, рыбное во всякую пору и богатое утиными стаями, особенно в начале осени.

Разговорились мы с Ильюшиным о родных заозерских местах, о деревнях, ярмарках, о бывших торговых людях, о лесопромышленниках и пароходовладельцах, о том, какие были до революции свадебные обычаи, гулянья в святки и на масленой неделе. Вспомнили о прочитанных в детстве книгах. В ту давнюю пору мы не имели понятия о библиотеках. Книги брали «напрокат» у соседей, изредка сами покупали у разносчика-книгоноши. Звали того книгоношу Проней. Фамилии его никто не знал.

Летом он ходил с «коробушкой» за спиной, зимой по скрипучему снегу тащил за собой салазки с большим сундуком. Дальние расстояния от Вологды, где он брал со склада книги и дешевые картины, преодолевал Проня на попутных подводах. Иногда за новинками он выезжал в Москву к знаменитому издателю Сытину. Там всегда был большой выбор разных книг.

Проня был небольшой грамотей, но книгу знал, любил, а главное, хорошо понимал насущную потребность деревенских читателей в книгах. Он знал, в какой деревне, в чьей избе кому требовались сказки и песенники, кому «жития святых», кому умные книжки русских классиков.

Вспоминая добрым словом свои юношеские годы, мы с Сергеем Владимировичем стали по памяти перечислять, какие книги в ту давнюю пору довелось нам читать. Конечно, в числе их были на первом месте: «Бова Королевич» и «Еруслан Лазаревич», «Ермак Тимофеевич» и «Гуак», «Кащей Бессмертный» и «Портупей-прапорщик», «Солдат Яшка» и «Тарас Бульба», «Конек-Горбунок» и «Купец Иголкин», «Кот в сапогах» и «Кавказский пленник», «Христофор Колумб» и «Похождения пошехонцев». Перебрали мы в своей памяти десятки названий. Потом помянули добрым словом издателя Ивана Дмитриевича Сытина: ведь первые прочитанные нами книги были сытинские.

Поздней ночью мой собеседник заснул. Я думал о нем, о его прославленных самолетах ИЛ, где-нибудь в эту ночную пору преодолевающих межконтинентальные дали. Как далеко он пошел, мой земляк, начав с первых сытинских книжек, стал ученым с мировым именем, авиаконструктором!

Эх, Проня, Проня-книгоноша! Посмотрел бы ты – да нет тебя давно среди живых, – посмотрел бы на любивших тебя за твой интересный товар ребят и подивился бы, кем они стали.

Признаюсь, пожалуй, за сорок с лишним лет я впервые при этой встрече с земляком Ильюшиным вспомнил о Проне-книгоноше. Вспомнил и долго не мог заснуть, пока не перебрал в своей памяти все до мелочей, что я знал о нем.

Еще до поступления в церковноприходскую школу по сытинской азбуке я научился бойко читать.