Русский в Европах   ::   Аверченко Аркадий

А правда, что если русскому рабочему запеть "Интернационал", - он сейчас же начинает вешать на фонаре прохожего человека в крахмальной рубашке и очках?

- А правда, что некоторые русские покупали фунт сахару за пять-десять рублей, а продавали за тысячу?

- Скажите, совнарком и совнархоз опасные болезни? Правда ли, что разбойнику Разину поставили на главной площади памятник?

- А вот я слышал, что буржуазные классы имеют тайную ужасную привычку, поймав рабочего, прокусывать ему артерию и пить теплую кровь, пока...

- Горит!! - крикнул вдруг русский, шваркнув полупудовым кулаком по столу.

- Что горит? Где? Боже мой... А мы-то сидим...

- Душа у меня горит! Вина!! Эй, кельнер, камерьере, шестерка - как тебя там?! Волоки вина побольше! Всех угощаю!! Поймете ли вы тоску души моей?! Сумеете ли заглянуть в бездну хаотической первозданной души славянской? Всем давай бокалы. Эхма! "Умри, похоро-о-нят, как не жил на свете"...

Сгущались темно-синие сумерки.

Русский, страшный, растрепанный, держа в одной руке бутылку "Поммери-сек", а кулаком другой руки грозя заграничному небу, говорил:

- Сочувствуете, говорите? А мне чихать на ваше такое заграничное сочувствие!! Вы думаете, вы мне все, все, сколько вас есть - мало крови стоили, мало моей жизни отняли? Ты, немецкая морда, ты мне кого из Циммервальда прислал? Разве так воюют? А ты, лягушатник там... "Мон ами да мон ами, бон да бон", а сам взял да большевикам Крым и Одессу отдал? Разве это боновое дело! Разве это фратерните? Разве я могу забыть? А тебе разве я забуду, как ты своих носатых китайских чертей прислал - наш Кремль поганить, нашу дор... доррогую Россию губить, а? А венгерец... тоже и ты хорош: тебе бы мышеловками торговать да венгерку плясать, а ты в социалистические революции полез, Бела Кунев, черт их подери, на престолы сажать... а? Ох, горько мне с вами, ох, тошнехонько... Пить со мной мое вино вы можете сколько угодно, но понять мою душеньку?! Горит внутри, братцы! Закопал я свою молодость, свою радость в землю сырую... "Умру-у, похоро-о-нят, как не-е жил на свете!"

И долго еще в опустевшем курзале, когда все постепенно, на цыпочках, разошлись - долго еще разносились стоны и рыдания полупьяного одинокого человека, не понятого, униженного в своем настоящем трезвом виде и еще более не понятого в пьяном... И долго лежал он так, неразгаданная мятущаяся душа, лежал, положив голову на ослабевшие руки, пока не подошел метрдотель:

- Господин... Тут счет.

- Что? Пожалуйста! Русский человек за всех должен платить! Получите сполна.

1921