С ними по-хорошему нельзя   ::   Кено Раймон

- Герти, это предназначалось для тебя, - прошептал он. - Герти, это предназначалось для тебя.

Он опустил голову, и глаза его на этот раз окончательно закрылись. Рука упала, сжимаемый кусочек плоти выкатился на паркет. Ларри ОТРурки был мертв. Диллон поправил ему голову, встал и перекрестился, хотя, как и любой истинный католик, явно тяготел к атеизму.

Носком туфельки, небрежно-небрежно, Герти принялась подталкивать окровавленный ошметок человеческого тела, пока тот не исчез в паркетном проломе.

- Жалкая безделушка, - прошептала она.

Затем повернулась к куче обломков и схватила коробку.

- Это мое платье? - спросила она у Мэта.

- Requiescat in pace, - пробормотал Диллон. - Между нами говоря, он, должно быть, умер в момент совершения смертного греха.

Диллон сел на сломанный стул и принялся задумчиво скручивать сигарету. Он внимательно разглядывал Герти.

- Видите ли, - сказал он наконец, - я понял, что с корсетами покончено, но это не значит, что когда-нибудь они не войдут снова в моду в том или ином виде.

- Вы меня смешите, - сказала Герти.

- Разумеется, вы очень красивы и в этом эластичном поясе. Который вас совсем не стесняет. Но...

- Согласитесь, в этом есть что-то строгое, спортивное, классическое, разумное...

- Да уж, разумное, разумное. Чтобы раздеть женщину, одного разумного недостаточно. Видите ли... - Диллон запнулся. - Вы позволите называть вас Гертрудой?

- Ой-ой-ой, - заойкал присохший к пулемету Кэллехер, который не упустил из разговора ни одного слова, - какая обходительность.

- Видите ли, - повторил Мэт Диллон, - я очень хорошо представляю себе возвращение корсетов лет через двадцать - тридцать.

- Какое отношение это имеет ко мне?

- Я очень хорошо представляю себе статью в парижской газете того времени, что-нибудь в духе: "Давно забытый корсет - сенсационное появление в начале этого сезона. Придает новую форму женскому телу. Корсет - это оживающая скульптура. Повеления моды еще более категоричны, чем требования высшей философии".

- Теперь его занесло в провидцы, - сказал Кэллехер, который внимательно наблюдал за действиями экипажа "Яростного". - Перед смертью это бывает.

- А еще, - продолжал Диллон, - "лифы из розового нейлона, укрепленные китовым усом. Пышные груди отдыхают в своих тюлевых колыбельках". А еще корсет "из эластичного трикотажа, спускающийся до бедер. В верхней части используется другая, более плотная материя, что позволяет выгодно подчеркнуть формы и заузить талию". Статья закончится воскрешением в памяти исчезнувшего после 1916 года корсета, этого великого режиссера-постановщика нового женского силуэта: "выдающиеся груди, декоративно-осиная талия и парижский задник".

- Браво, - сказал Кэллехер, - ты несешь выдающуюся чушь.

- Я предпочитаю свою собственную моду, потому что она современна, сказала Герти.

- Она имеет откровенно мужские тенденции. Зауженные бедра, сглаженные груди, квадратные плечи.

- Мне кажется, они собираются высаживаться, - сказал Кэллехер. - Они, наверное, думают, что мы все погибли. Я сейчас выпущу по ним очередь, а они нам подкинут еще парочку снарядов.

- А это кто такой? Я его не знаю, - сказала Герти, как бы открывая для себя существование Кэллехера. - А остальные погибли?

- Начиная с Кэффри, - хладнокровно ответил Диллон.

- Черт возьми! - заорал Кэллехер. - Черт побери этот сраный механизм! Пулемет заело. А эти ублюдки приближаются.

Он засуетился вокруг своего пулемета.

- Ничего не могу сделать. Не могу понять, в чем дело.

Он повернулся к своим товарищам по выживанию и увидел Герти. Из ее разговора с Диллоном он не понял ничего, как не понял, при чем здесь платье. Но англичанку оглядел с интересом и даже подошел поближе.

- Мне пора надевать платье, - мягко произнесла она.