Сад теней   ::   Эндрюс Вирджиния

Почему я схожу с ума? Я знала, что он собирается сделать, и хотела, чтобы он сделал это.

— Я ложусь спать, — сказала я, раздумывая над тем, как придется помучиться над нарядом для церковной службы.

Прежде чем удалось заснуть, я вспоминала мельчайшие подробности нашего свидания с Малькольмом, осуждая и поздравляя себя. И когда я припоминала наше прощание возле двери, мне показалось, что он меня поцеловал.

Никогда прежде я не волновалась так перед утренним богослужением, как в этот раз. За завтраком я ничего не могла проглотить. Я суетилась, подыскивая подходящее платье и выбирая прическу. Когда пришла пора выходить, и прибыл Малькольм, сердце мое бешено застучало. Я подумала, что потеряю сознание и упаду прямо на лестнице.

— Доброе утро, Оливия, — сказал он, и, казалось, мой внешний вид его удовлетворил. Я даже не придала значения тому, что и в доме, и в машине на пути в церковь он называл меня Оливия, а не мисс Уинфильд.

Был чудесный, теплый весенний день, по-настоящему первое теплое воскресенье года. Все молодые девушки были в новых весенних нарядах, в шляпах с вуалью и с зонтиками. Все семьи были такими цветущими, дети резвились на солнце, ожидая начала службы. Когда мы вышли из машины, казалось, что все собравшиеся обернулись на меня. На меня, Оливию Уинфильд, прибывшую на службу прекрасным весенним утром с отцом и поразительно симпатичным молодым человеком. Мне хотелось крикнуть: «Да, он со мной! Только со мной! Понятно?»

Разумеется, я никогда бы не опустилась до такого бульварного поведения. Я выпрямилась, словно стараясь вырасти, высоко держа подбородок, когда мы вышли из машины и прошли в темную, пахнущую ладаном церковь. Большинство осталось на улице, наслаждаясь солнечной погодой, поэтому мы смогли выбрать любую скамью, и Малькольм решительно повел нас к самым передним рядам. Мы молча сидели и ждали начала службы. Никогда прежде мне не было так трудно следить за службой. Никогда я не прислушивалась к собственному голосу, но когда мы встали, чтобы пропеть псалмы, я услышала свой тихий голос.

Напротив, Малькольм пел громко, звонко и прочитал «Отче наш» в конце службы сильным, глубоким голосом. Затем он повернулся ко мне, взял под руку и сопровождал до автомобиля. С какой гордостью спускалась я с ним по ступенькам крыльца!

Я видела, как остальные прихожане разглядывали нас и размышляли, что за симпатичный молодой, человек пришел на службу с Уинфильдами и сопровождает Оливию.

Уходя, мы слышали шепот и пересуды, и я сознавала, что внешность Малькольма будет темой светских пересудов на протяжении всего дня.

После обеда мы отправились кататься на лошадях. Впервые я ездила верхом вместе с мужчиной, и его общество вдохновляло меня. Он держался в седле, как заправский английский охотник. Ему, очевидно, нравилось испытывать мое умение держаться в седле.

Он пришел на обед в воскресенье; и мы отправились на прогулку вдоль берега реки. В этот раз он был более молчалив, чем обычно, и я предчувствовала, что он объявит о скором отъезде. Вероятно, пообещает писать. Я буду на это надеяться, даже если он не исполнит обещания. А если он напишет, я буду хранить все его письма, даже если это будет и единственное письмо.

— Послушайте, мисс Уинфильд, — внезапно начал Малькольм.

Мне не понравилось это внезапное возвращение к прежнему обращению ко мне. Я решила, что это — дурное предзнаменование. На самом деле, оказалось, что нет.

— Я не вижу смысла в том, что два человека, очень близкие друг другу, откладывают и напрасно усложняют решение вопроса о своих взаимоотношениях, вместо того, чтобы перейти к сути, наиболее приемлемой для двух сторон.

— К сути?

— Я говорю о браке, — сказал он.