Сага о Йёсте Берлинге   ::   Лагерлёф Сельма

Отец изобьет ее до смерти, если она потеряет санки. Девочка кусала нищему пальцы, царапала ему лицо и отчаянно кричала.

В это время кто-то показался на дороге.

— Кто там, черт побери, вопит? — спросил чей-то грубый голос.

— Пусть этот бродяга скажет, куда он девал мою муку и санки, — рыдала девочка, продолжая колотить нищего кулаками по груди.

— Ты что это вцепилась в замерзшего человека? Пошла прочь, дикая кошка!

Грузная женщина, своим обликом похожая на мужчину, вышла из саней и подошла к сугробу. Схватив девочку за шиворот, она отбросила ее на дорогу, потом наклонилась, обхватила нищего, подняла его на руки и отнесла в сани.

— Отправляйся вместе со мной, дикая кошка, — крикнула она дочери пастора. — На постоялом дворе мы послушаем, что тебе известно об этом деле!

Через час нищий сидел на стуле около двери в лучшей комнате постоялого двора, а перед ним стояла та властная женщина, которая спасла его от смерти в сугробе.

Именно такой ее и описывали ему сотни раз. Ведь это она разъезжала по лесам и угольным ямам, с перепачканными в саже руками и с глиняной трубкой во рту, одетая в овчинный полушубок и полосатую домотканую юбку, в просмоленных башмаках, с кинжалом за поясом; ее гладко зачесанные седые волосы обрамляли старое, но все еще красивое лицо. Именно такой стояла она сейчас перед ним, и он понял, что судьбе было угодно свести его с известной майоршей из Экебю.

Это была самая влиятельная женщина в Вермланде, ей принадлежало семь заводов, она привыкла повелевать и встречать повиновение; а перед ней сидел всего лишь приговоренный к смерти бедняга, лишенный всего, сознающий, что любой путь для него слишком тяжел, любое жилье слишком тесно. И ее пристальный взгляд приводил Иёсту в ужас.

Молча стояла она и смотрела на это жалкое подобие человека, на красные распухшие руки, на исхудавшее тело, на великолепную голову, которая и теперь еще поражала своей красотой.

— Так ты и есть сумасшедший пастор, которого зовут Йёстой Берлингом? — спросила она.

Нищий сидел неподвижно.

— А я майорша из Экебю.

Нищий вздрогнул. Он сложил руки и устремил на нее взгляд, полный мольбы. Что она станет с ним делать? Может быть, насильно заставит жить? Он трепетал под ее властным взглядом. Ведь он был уже так близок к покою вечных лесов.

А майорша между тем начала борьбу за его жизнь; она сказала, что пасторская дочь получила обратно свои санки и мешок с мукой и что у нее, майорши, есть для него пристанище, как и для многих других бездомных бродяг, в ее кавалерском флигеле в Экебю. Она предложила ему беззаботную жизнь, полную радости и веселья. Но он отвечал, что должен умереть.

Тогда она стукнула кулаком по столу и сказала ему напрямик:

— Ах, вот что, тебе хочется умереть, умереть! Меня это не удивило бы, если бы ты и правда был еще жив. Посмотрите только на это изможденное тело, на эти бессильные руки, на эти потухшие глаза! И он еще воображает, что в нем осталась хоть капля жизни, что ему еще надо умереть! Ты думаешь, что мертвецы всегда лежат неподвижные и окоченевшие в заколоченном гробу? Ты думаешь, я не вижу, что ты уже мертвец, Йёста Берлинг?

Я вижу у тебя вместо головы голый череп, и мне кажется, что из глазниц у тебя выползают черви. Разве ты сам не чувствуешь, что у тебя рот полон земли? Разве ты не слышишь, как гремят твои кости при каждом движении? Ты утопил себя в водке, Йёста Берлинг, ты умер. То, что еще в тебе движется, это лишь кости мертвеца, и ты не волен вдохнуть в них жизнь. Разве можно назвать это жизнью? Это все равно что завидовать мертвым, которые при свете звезд танцуют на своих могилах.