Санта Крус   ::   Фриш Макс

Разве так уж невозможно, Эльвира, что я вообще ничего больше не хочу?

Эльвира. И все-таки ты приехал,

Пелегрин. И все-таки я приехал... (ест апельсин) В воображений моем все было правильно, даже красиво. Мы не вправе, думал я, судить друг друга. Ты можешь считать меня подлецом бог примет меня соответствующим образом, если это так. Я в свою очередь думаю, как сейчас невеликодушна женщина, Бог, если он думает так же, примет в соответствии с этим те6я... Что бы там ни было, думал я, жизнь свела нас, и мы любили друг друга каждый по своему, по своему возрасту, по возможностям своего пола. И оба мы еще живы: здесь и теперь, в это мгновение... Почему бы, подумал я, нам не поприветствовать друг друга?

Эльвира. Но зачем мы должны были это сделать?

Пелегрин. Жизнь так коротка.

Эльвира. Ты думал, что можно вновь увезти меня?

Пелегрин. Зачем?

Эльвира. Еще один эпизод в жизни мужчины.

Пелегрин трогает клавиши - как ребенок, который

хочет и не умеет играть. В дверях появляется

Виола, Она в ночной рубашке

Ради бога!.. Детка, зачем ты пришла сюда?

Виола. Я не могу заснуть.

Эльвира. В такое время?

Виола. Мне так страшно, мама,.,

Эльвира. Но почему?

Виола. Мне снятся такие страшные сны...

Эльвира. Дитя мое!

Виола. В нашем доме смерть, мама. (Смотрит на мать, потом пугается собственных слов, плачет)

Эльвира. (поддерживает ее) Пойдем, Виола, пойдем! Не бойся, ты испугалась во сне. И только. Не плачь. Выпей горячего чаю. Я принесу тебе плед... Килиан! (Уходит)

Пелегрин. (пытается играть) Наступает рассвет.

Виола молчит.

Не нужно бояться, дитя мое, совсем не нужно. В этом нет ничего страшного, я знаю.

Виола молчит.

Пелегрин. Вы умеете играть? Если б я жил еще раз, я обязательно бы научился. По-моему, это прекрасно.

Виола. О да.

Пелегрин. И рисовать тоже.

Виола. О да, и многое еще.,,

Пелегрин. Очень многое...

Виола молчит.

Представь себе раковину, каких не бывает на самом деле, о каких можно только мечтать - так она красива. Можно объездить все морские побережья, вскрыть тысячи, сотни тысяч раковин, и ни одна из них не будет такой же красивой, как та, о которой можно только мечтать, ни одна не будет красива так, как ты - говорил я девушкам, которых любил... Видит бог, это было серьезно, и девушки мне верили, как верил в это я сам. Но девушки исчезают, становятся женщинами, и женщины в свой черед исчезают тоже, остается лишь раковина, какой нe бывает на самом деле, раковина, о которой можно только мечтать...

Звон колокольчиков.

Скажи мне, сколько тебе лет, дитя мое?

Виола. Мне? Семнадцать.

Пелегрин. Семнадцать?

Виола. Почему вы так смотрите на меня?

Звон колокольчиков.

Пелегрин. Это он, я думаю. Это он!

Виола. Кто?

Пелегрин. Барон, ваш отец... Мы знаем друг друга семнадцать лет - ваш отец и я. Тогда он тоже хотел на Гавайские острова, как и сегодня.

Виола. Мой отец?

Пелегрин. Он аристократ.

Виола. А почему он не уехал?

Пелегрин. Потому что его ждала дочь - тогда, как сегодня... Это он, я думаю. Идите встречать его.

Виола подчиняется, медленно идет к дверям, глядя

на Пелегрина. (Тоже смотрит ей вслед, пока она не

исчезает в темноте дверного проема).

Или-или, это, кажется, неизбежно. Одному - мope, другому замок, одному - Гавайские острова, другому - ребенок...

Возвращается Эльвира. С ней писарь.

Эльвира. Какое письмо? Дай сюда!

Писарь. Ваша милость...

Эльвира. Это тебя посылали за бароном?

Писарь. Ваша милость простят мой вид, Я прямо с постели, меня будят уже второй раз за ночь...

Эльвира. Что это за письмо?

Писарь. Барон, наш господин, написали его сегодня, велев, чтобы я подал его к завтраку,

Эльвира. К завтраку?

Писарь. А Килиан говорит: можно и теперь, раз ваша милость уже встали...

Эльвира читает письмо.

Кажется, шаги... Ваша милость, барон, вероятно, уже вернулся ...