Сборник рассказов (-)   ::   Маркес Габриэль Гарсия

---------------------------------------------

Маркес Габриэль Гарсия

Сборник рассказов (-)



Сборник рассказов Габриэля Гарсиа(я) Маркеса

Содержание:

Огорчение для троих сомнабул

Глаза голубой собаки

Очень старый человек с огромными крыльями

Ева внутри своей кошки

Искусственные розы

Тот, кто ворошит эти розы

Вдова Монтьель

А смерть всегда надежнее любви...

Грустный рассказик

День после субботы

Диалог с зеркалом

Добрый фокусник, продавец чудес

Другая сторона смерти

Женщина, которая приходила ровно в шесть

За любовью неизбежность смерти

Море исчезающих времен

Мы увидимся в августе

Набо - негритенок, заставивший ждать ангелов

Незабываемый день в жизни Бальтасара

Монолог Исабели, которая смотрит на дождь в Макондо

Ночь, когда хозяйничали выпи

Похороны Великой Мамы

Огорчение для троих сомнамбул

Один из этих дней

Последнее путешествие корабля-призрака

Противоречивые мысли по поводу одной некрасивой женщины

Сиеста во вторник

Счастливое лето госпожи Форбс

Третье смирение

У нас в городке воров нет

Самый красивый утопленник в мире

Человек, который не смеется

Габриэль Гарсиа Маркес

Огорчение для троих сомнабул

--------------------------------------------------------------

Перевод: А.Борисова

--------------------------------------------------------------

И вот она теперь там, покинутая, в дальнем углу дома. Кто-то сказал нам - еще до того, как мы принесли ее вещи: одежду, еще хранящую лесной дух, невесомую обувь для плохой погоды, - что она не сможет привыкнуть к неторопливой жизни, без вкуса и запаха, где самое привлекательное - это жесткое, будто из камня и извести, одиночество, которое давит ей на плечи. Кто-то сказал нам - и мы вспомнили об этом, когда прошло уже много времени, - что когда-то у нее тоже было детство. Возможно, тогда мы просто не поверили сказанному. Но сейчас, видя, как она сидит в углу, глядя удивленными глазами и приложив палец к губам, пожалуй, поняли, что у нее и вправду когда-то было детство, что она знала недолговечную прохладу дождя и что в солнечные дни от нее, как это ни странно, падала тень.

Во все это - и во многое другое - мы поверили в тот вечер, когда поняли, что, несмотря на ее пугающую слитность с низшим миром, она полностью очеловечена. Мы поняли это, когда она, будто у нее внутри разбилось что-то стеклянное, начала издавать тревожные крики; она звала нас, каждого по имени, звала сквозь слезы, пока мы все не сели рядом с ней; мы стали петь и хлопать в ладоши, как будто этот шум мог склеить разбитое стекло. Только тогда мы и поверили, что у нее когда-то было детство. Получается, что благодаря ее крикам нам что-то открылось; вспомнилось дерево и глубокая река, когда она поднялась и, немного наклонившись вперед, не закрывая лицо передником, не высморкавшись, все еще со слезами, сказала нам:

- Я никогда больше не буду улыбаться.

Мы молча, все втроем, вышли в патио, может быть, потому, что нас одолевали одни и те же мысли. Может, мысли о том, что не стоит зажигать в доме свет. Ей хотелось побыть одной - быть может, посидеть в темном углу, последний раз заплетая косу, - кажется, это было единственное, что уцелело в

ней из прежней жизни после того, как она стала зверем. В патио, окруженные тучами насекомых, мы сели, чтобы подумать о ней. Мы и раньше так делали. Мы, можно сказать, делали это каждый день на протяжении всех наших жизней.

Однако та ночь отличалась от других: она сказала тогда , что никогда больше не будет улыбаться, и мы, так хорошо ее знавшие, поверили, что кошмарный сонстанет явью. Мы сидели, образовав треугольник, представляя себе, что в его середине она - нечто абстрактное, неспособное даже слушать бесчисленное множество тикающих часов, отмеряющий четкий, до секунды, ритм, который обращал ее в тлен.