В последнюю очередь   ::   Степанов Анатолий

---------------------------------------------

Степанов Анатолий

В последнюю очередь



Анатолий СТЕПАНОВ

В ПОСЛЕДНЮЮ ОЧЕРЕДЬ

Тот апрель был чудесен в Москве. Теплый, беспрерывно солнечный, он все свои тридцать дней жил в напряженном предчувствии небывалого майского счастья. Уже дымились набухавшими почками старые деревья вечно молодых московских бульваров для того, чтобы вскоре вместе с победными салютами взорваться ослепительной зеленью листьев.

А теперь быстрей - через улицу Горького на просторы самого знаменитого российского тракта.

Со второго этажа сине-голубого троллейбуса армейский капитан рассматривал набегавшее на него Ленинградское шоссе весны 1945 года. Рассматривал с отвычки незнакомый и щемяще родной путь своего детства, своей юности и своей мужской решимости, с которой три года тому назад в последний раз совершил этот путь от дома к войне.

У остановки "Протезный завод" две веселые тетки помогли ему сойти: капитан был при чемодане и здоровенном вещмешке, а левая рука действовала плохо.

- Спасибо, сестрички! - крикнул он в уплывающую и закрывающуюся дверь и озабоченно осмотрел себя.

Он был франт. Хорошего тонкого сукна коротенький китель с выпуклой ватной грудью и прямыми ватными же плечами, той же материи, роскошные бриджи, смятые в гармошку маленькие сапоги дорогого хрома и фуражка, основанием блестящего козырька привычно сидевшая на лихой брови.

Закинув вещмешок за правое плечо и взяв в правую руку чемодан, капитан, скособочась немного, побрел по Шебашевскому переулку. У четырехэтажного красного кирпича здания школы подзадержался.

- Шестьсот сорок вторая, - произнес он с удовольствием знакомые цифры и удивленно дочитал: - Женская!

Обидно было: он, Александр Смирнов, учился в этой школе, а сейчас вот, глядите, женская! Но настроение не испортилось: присвистнув, пошел дальше, прищуренными счастливыми глазами рассматривая и узнавая забытое и вдруг знакомое: маленькие дома, большие деревья, волнистую булыжную мостовую.

Справа беспокойно существовал Инвалидный рынок.

Палатки с непонятным товаром, ряды со скудной снедью - картошка, соленые огурцы, квашеная капуста, семечки - и люди, торгующие с рук всем, чем можно было торговать обнищавшему за четыре страшных года человеку. Капитан свернул к торгующей толпе. У крайнего ряда заметил мешок с семечками, подошел, спросил:

- Почем?

- Двадцать рублей, - сурово ответил красномордый спекулянт.

Капитан поставил чемодан, скинул вещмешок, из нагрудного кармана достал толстую пачку денег, вытянул красную тридцатку и сказал строго:

- Стаканчик-то маловат.

- Стандарт.

- Полтора стакана, - приказал капитан и развернулся к красномордому карманом великолепных своих штанов.

Красномордый посмотрел наконец на покупателя и сразу же разглядел иконостас: два Знамени. Отечественной всех степеней. Звездочка, медаль... И, почтительно ссыпая в оттянутый им же карман семечки, поинтересовался грустно:

- Давно оттуда?

- Оттуда месяц как, а сегодня прямо с поезда.

Красномордый кивнул на левую руку капитана:

- Где лежал?

- В Смоленске, - капитан до хруста в суставах сладострастно потянулся, спросил: - Звать тебя как?

- Петро.

- Вот что, Петя. Я прогуляюсь малость, а ты за вещичками присмотри.

- Слушаюсь, - привычно подчинился Петро, выскочил скрипя протезом из ряда, подхватил чемодан, вещмешок и споро припрятал их под прилавок. Капитан слегка кивнул, командирски благодаря, и, шикарно лузгая семечки, двинул в людское море. Он развлекался: щупал перекинутые через чьи-то плечи брюки, листал диковинные книги, рассматривал металлические финтифлюшки.

То ли мальчик, то ли старичок раскладывал на фанерном обломке три листика. Смятые коробом карты мелькали.