Секта эгоистов   ::   Шмитт Эрик-Эмманюэль

 — Я просто хотел вас предостеречь, потому что у нас, видите ли, не принято дурить клиента, это наш принцип: мы не стремимся набить цену своему товару.

Так это был всего лишь букинист! Естественно, как я сразу не догадался! Ловкий коммерсант проделывал со мною трюк изначальной откровенности, чтобы получше облапошить потом.

— Но здесь не все фальшивка! — тупо сказал я. — Писатели, чьи портреты представлены в книге, действительно существовали.

Мне было совершенно наплевать на неподлинность гравюр и ложные выходные данные этой «Галереи», я боялся, как бы у меня не отняли Лангенхаэрта.

Он взглянул на меня, сначала изумленный, а затем обрадованный подобной глупостью: он уже чуял во мне легкую добычу, идеального простофилю, и даже дружески потрепал меня по плечу:

— Разумеется, никому не пришло бы в голову усомниться в том, что Расин, Корнель и Мольер действительно существовали. Но я вижу, что вы любитель изящной словесности, и я бы скорее порекомендовал вам вот эти великолепные собрания, полнота которых…

— Неважно, — сухо перебил я. — Меня интересует этот сборник.

Остановленный буквально на лету, старый мошенник поставил на место книги, которые уже протягивал было мне.

— Этот стоит триста франков.

— Еще чего. Ваш альбом испорчен: в нем недостает страницы, причем именно той, которая мне нужна.

Он выхватил у меня из рук книгу и принялся разглядывать изъян. Затем он медленно поправил на носу очки и с сокрушенным видом произнес:

— Я совершенно не повинен в этой порче, милостивый государь. Потрудитесь взглянуть повнимательнее на линию отреза, вы увидите, что она очень ровна, а это значит, что злодеяние совершено при помощи линейки и бритвы, сама же книга была зажата в тисках или придавлена чем-то тяжелым. К тому же, не сочтите за труд взглянуть, линия отреза слегка пожелтела, что свидетельствует о ее давности. Не исключено, что страницу вырезали в те же времена, когда издали книгу…

Он был прав… в те же времена, когда издали книгу…

— Учитывая ее состояние, на которое вы справедливо указали, я вам уступлю ее за двести франков.

Я расплатился не благодаря, так как знал, что именно за эту цену он был готов продать книгу с самого начала. Торопясь вновь обрести уединение, я поспешно удалился, прижимая к себе свое сокровище.

Так, значит, Гаспар Лангенхаэрт был реальностью: я нес под мышкой ощутимое доказательство не только самого его существования, но и, возможно, заговора, целью которого было стереть саму память о нем. Зачем понадобилось кому-то изымать из книги его изображение? Кому он не давал покоя через столько лет после своей смерти? Кому было нужно уничтожить все его следы?

Я вернулся домой.

Ночь застигла меня раскинувшимся в кресле, в изнеможении, с бессильно повисшими руками и по-прежнему в раздумьях об этой таинственной судьбе, преданной забвению. Я зажег настольную лампу, чтобы получше рассмотреть свою находку, и глаза мои то и дело перебегали с надписи, возвещавшей изображение Гаспара Лангенхаэрта, на портрет Дидро, по ошибке оказавшийся рядом, словно ожидая, что в результате моих бессмысленных действий может произойти какое-то чудо, — например, исчезувшая страница вдруг вновь окажется на своем месте.

И вдруг я вскочил на ноги и схватил с полки зеленый томик Дидро, где были собраны его ранние произведения. Я лихорадочно пробежал глазами «Прогулку скептика» и нашел текст, который мучительно пытался вспомнить на протяжении нескольких часов, фрагмент, где Дидро рассказывает о том, что повстречал довольно необычных философов:

«…рядом с ними, без всяких правил и порядка, шествуют мыслители еще более удивительные: это люди, каждый из которых утверждает, что он — единственный в мире.