Сердце Бонивура   ::   Нагишкин Дмитрий Дмитриевич

И американские патрули стали расхаживать по улицам Владивостока, удивляя людей длинноствольными кольтами, болтавшимися у колена. Что бы ни натворили американцы, все покрывал их флаг.

Увидели приморцы и других иностранных моряков. Красно-бело-зелёный флаг с гербом Савойской династии затрепыхался на крейсере «Витторе Эммануил». Певучая речь итальянцев зазвучала рядом с картавой скороговоркой французов с крейсера «Жанна д'Арк» под сине-бело-красным флагом… Притащился румынский миноносец, за ним — греческий.

Не случайность свела все эти корабли под разными флагами в советский порт на Тихом океане. Разноплемённые матросы и солдаты, появившиеся во Владивостоке, были явным свидетельством заговора капиталистов против Советов.

Стальные утюги тяжело легли на сумрачную гладь Золотого Рога. Они не двигались. Но тяжесть их, казалось, ложилась и на порт, и на заводы, и на фабрики, и на депо Приморья. Казалось, что тени от их мачт и броневых башен, постепенно удлиняясь, покрывают весь Дальний Восток, простираясь и на Сибирь.

…В хлебных лавках появились очереди. Люди роптали, стоя в очередях, и названия кораблей произносили здесь с ненавистью и проклятиями.

Однажды сестра Виталия Лида вернулась домой без хлеба.

— Взбесились все булочники, — сказала она устало: — вчера хлеб стоил двадцать пять копеек фунт, а сегодня — уже пятьдесят. А у меня, как на грех, получка задержалась…

— Ну чего же волноваться? — сказала мать, посмотрев на неё. — Сегодня не купили — завтра купим…

— Завтра может стать ещё дороже… Мерзавцы купцы обнаглели. Послушала бы ты, как они с простым народом разговаривать стали… Если цены поднимутся, не знаю, как мы проживём…

Виталий выглянул из своей комнаты. Увидел слезы на глазах сестры.

— Надо и мне идти работать! — сказал он.

— Вот ещё чего не хватало! — отозвалась Лида. — Твоё дело — гимназию окончить, Виталька. Нечего срываться. Кончишь учиться, тогда и будешь работать… А мне товарищи помогут, если что…

— Какие товарищи?

— Много знать будешь, скоро состаришься! — усмехнулась Лида, обняв его худенькие плечи. — Проживём, братишка, как-нибудь.

Благоволивший к Лиде булочник, у которого она брала хлеб, сказал, таинственно подмигнув, что скоро не будет муки.

А через три дня газета «Красное знамя» сообщила, что по требованию Владивостокского консульского корпуса объявлена экономическая блокада Советского Приморья. Двести тысяч пудов пшеницы, закупленные Советами в Маньчжурии и приготовленные к отправке в Приморье, остались в Харбине, у Тифонтая. На пшеницу наложили эмбарго — запрет вывоза.

Жить стало трудно, и Виталий настоял на своём. Он брал переписку; у него был хороший почерк. Зарабатывал на этом рублей пятнадцать — двадцать в месяц. Клеил конверты и пакеты для соседней бакалейной лавчонки, получая по копейке за четыре штуки.

6



Апрель начался проливными дождями. Слякоть покрывала улицы города. Сырость проникала всюду. Виталий мёрз в своей старенькой шинельке. От дома до гимназии он не ходил, а бегал, чтобы согреться.

Но в этот день на пути в гимназию, против обыкновения, он задержался. На Китайской улице Виталий заметил необычное скопление народа. Прохожие останавливались. Толпа росла. Внимание любопытных привлекали открытые двери мастерской Исидо.

— Что случилось? — спросил Виталий рабочего в куртке.

— Убили двух японцев.

— Как убили? — испугался Виталий. — Исидо?

— Да, Исидо, черт их возьми совсем! — сердито сказал рабочий.

— Что же вы ругаетесь? — удивился Виталий.

— Молод ты ещё, гимназист, — ответил рабочий. — Дорого они нам обойдутся.

Виталий так и не понял, что хотел этим сказать собеседник. В этот момент толпа зашевелилась.