Шестой этаж пятиэтажного дома   ::   Анар

"Отдай Зауру, сказала пусть его жена так душится, и он будет вспоминать меня"

Заур просмотрел записку - она была написана карандашом, положил в карман, попрощался с Мединой и стал спускаться по лестнице. Теперь по ней поднимали пианино, и заслуженный рационализатор опять давал инструкции.

Заур еще раз оглянулся на дверь Тахмины, она была полуоткрыта, и стал спускаться по лестнице, по которой - он это знал - никогда уже больше не будет подниматься.

И не знал он...

ЭПИЛОГ

...не знал, что еще раз увидит Тахмину. Однажды вечером он вздрогнет, услышав знакомый голос, бросится к телевизору и увидит ее: будут передавать видеозапись той самой бакинской программы из Москвы, в которой она поздравила его с днем рождения. И хотя ее поздравление вырезали и она лишь объявляла концертные номера, но жест ее - она отбрасывала волосы со лба так, как нравилось ему, и специально для него,- жест этот остался. Он был мгновенным, этот жест, но его не могли вытравить из записи, и Заур вспомнил строки из чьих-то стихов, которые часто повторяла Тахмина: "У нас было так мало времени, чтобы родиться в это мгновение".

В тот вечер - первый вечер в Баку, когда он узнал о |смерти Тахмины, Заур пообещал себе, что, если у него родится дочь, он назовет ее Тахминой. Он знал, что будут пересуды и недовольство в семье, и, по мере того как проходили дни и недели, он все больше пугался своего намерения Он не знал, как выйти из положения, чтобы в своих же глазах не выглядеть трусом, но, к счастью, родился мальчик, а так как за два месяца до его рождения умер отец Фирангиз, мальчику дали имя Муртуз. Муртуз-старший умер от инфаркта, ибо в последнее время тяжело переживал арест Спартака, который был замешан в каких-то валютных делах. Спартаку дали пять лет, и вся семья Муртузовых, включая Алию, как-то сразу сникла, к немалому, впрочем, удовольствию Зивяр-ханум.

Заур редко виделся с родителями и еще реже бывал у Муртузовых, хотя Алия и помогала дочери ухаживать за малышом. Почти год провел Заур в геологической экспедиции, но потом все же вернулся в Баку и по протекции отца попал в аппарат министерства. Заур уже твердо знал, что никогда не напишет научную работу, и потому охотно согласился на должность референта министра. Это ввело его в новый Круг людей и отношений, и ему казалось теперь странным, что когда-то подобная должность представлялась ему унизительной и он иронизировал над одним из своих бывших сокурсников, который занимался аналогичной работой в другом министерстве и который часто говорил: "Завтра я выезжаю в Москву с шефом". Это, неизвестно отчего, всегда ассоциировалось у Заура с ношением чемоданов. Он предполагал, что его однокурсник носит не только чемоданы шефа, но и бохчу - банные принадлежности - его жены. Почему ему так представлялось, неизвестно: ведь, разумеется, и шеф и его жена, имея облицованную чешским кафелем ванную, наверняка ни в какие бани не ходили. Может быть, эта ассоциация возникла оттого, что Заур однажды видел своего сокурсника на базаре - он делал покупки для семьи шефа по случаю именин его дочери. Заур же, конечно, никаких чемоданов не носил и никаких покупок не делал, хотя ему и случалось сопровождать своего шефа в Москву, и шеф - уже пожилой человек - в очень тактичной вежливой форме просил его иногда достать заварку у дежурной по этажу в гостинице или же купить кое-какие подарки для домашних, пока он сам заседает в Госплане, и давал какие-то другие мелкие поручения личного характера. И жена шефа, очень интеллигентная и тактичная особа, весьма уважительно относящаяся к Зауру, раза два просила его послать или привести мастеров для ремонта колонки в ванной, кстати тоже облицованной черным чешским кафелем. Заур впервые увидел эту ванную, когда в первый раз привел мастеров: жена шефа долго извинялась перед Зауром за беспокойство, но он должен понять ее - ведь муж так занят, ему не до домашних дел.