Сильные мира сего   ::   Дрюон Морис

— Ложитесь в постельку, — сказал Люсьен, — а то еще простудитесь.

Она набросила на плечи шаль и, подойдя к зеркалу, несколькими взмахами гребня расчесала спутанные волосы. Люлю не отрывал глаз от ее измятой и порванной под мышками ночной сорочки, под которой слегка вырисовывались тощие ягодицы, от ее голых щиколоток.

Когда девушка ложилась в постель, он попытался разглядеть ее тело, но потерпел неудачу: Сильвена сжала колени и обтянула рубашку вокруг ног.

Моблан не спеша прошелся по комнате.

Грязные обои кое-где были порваны. Кисейные занавески пожелтели от ветхости и пыли. Единственное окно выходило в мрачный двор, из него были видны такие же грязные окна, такие же пожелтевшие занавески, ржавые водосточные трубы, стены с облупившейся штукатуркой. Снизу доносился стук: сапожник стучал молотком, подбивая подметки.

— У вас здесь очень мило, — машинально проговорил Люлю.

Мраморная доска комода треснула в нескольких местах, в тазу валялось мокрое полотенце со следами губной помады. Люлю Моблан с удовольствием обозревал эту неприглядную конуру: здесь он соприкасался с отребьем общества. Отребьем он считал всех бедняков.

Он остановился перед двумя рисунками, прикрепленными к стене кнопками: на этих рисунках, сделанных сангиной, малютка Дюаль была изображена голой.

Люлю повернулся к кровати и вопросительно посмотрел на Сильвену.

— Я позировала художникам, — пояснила она. — Конечно, не в мастерской, а в художественной школе! Ведь надо же чем-то жить.

— Талантливо, талантливо, — пробормотал он, снова повернувшись к рисункам.

Он продолжал разглядывать комнату. Ничто в ней не говорило о присутствии мужчины, во всяком случае — недавнем. Люсьен опустился на стул возле кровати и кашлянул, чтобы прочистить горло.

— Вчера вечером мы славно повеселились, — сказал он, почесывая подбородок.

— О да, чудесно было! — подхватила девушка.

Голова у нее сильно болела.

— Я, кажется, был немного… навеселе, — продолжал Моблан. — Должно быть, наговорил вам кучу глупостей.

Сильвена в замешательстве смотрела на него; при дневном свете он показался ей еще противнее, чем вечером: она никак не могла привыкнуть к буграм у его висков и к грушевидному черепу, к безобразию, порожденному акушерскими щипцами и придававшему этому почти шестидесятилетнему человеку вид недоношенного ребенка.

«Наконец-то я поняла, на кого он похож, — подумала она. — На гигантский зародыш».

Чтобы отвлечься от этих мыслей, она принялась внимательно разглядывать его широкий черный галстук, обхватывавший высокий крахмальный воротничок, его модный черный пиджак, распахнутое пальто, брюки в серую полоску. Несмотря на свое уродство, богато одетый Люлю наполнил комнату атмосферой довольства и благополучия.

— Вы всегда так наряжаетесь по утрам? — спросила Сильвена.

— Нет, сегодня я тщательно оделся потому, что отправляюсь на похороны. — Он взглянул на часы. — К вам я ненадолго.

И тотчас же Сильвена почувствовала прикосновение его пальцев к своей руке.

— Мне нравятся скромные, благоразумные девочки, — прошептал он хриплым голосом. — Вы меня сразу расположили к себе.

Его рука поднималась выше, проникла в вырез рубашки, холодная накрахмаленная манжета скользнула под мышку, длинные пальцы старались нащупать грудь.

— О, какая она маленькая, — разнеженно пробормотал Люлю, — совсем, совсем еще маленькая.

Сильвена схватила его руку и отбросила на одеяло.

— Нет, нет, — сказала она. — Вы тоже должны быть благоразумны.

Но рука проникла под одеяло и медленно заскользила по ее бедру.

«Не трудно будет вовремя его остановить, — подумала малютка Дюаль, — но все же придется ему кое-что разрешить, ведь он для того сюда и явился».