Синее платье   ::   Дёрри Дорис

Всегда, всегда Альфред был красивее, привлекательнее, успешнее, всегда находился в центре всеобщего внимания, а уж когда заболел – тем более. Вечно все крутилось вокруг него. А о нем, о Флориане, когда кто подумал? Кто-нибудь спросил хоть раз, как его дела? Черт, что за мысли, что я за свинья? Да я и есть свинья! Самая настоящая! Свинья, которой позволено было остаться в живых за чужой счет.

– Нет в продаже? Ну, так мы его сами изобретем! – воскликнул Альфред. – Сами придумаем идеальный синий цвет!

Мы! Знаем мы это «мы». Это означало: колено-преклоненный Флориан колдует в ванной, смешивая в воде все новые химикаты, а Альфред лежит на диване, снова и снова прокручивая песню Челентано «Адзуро», с «рвотным», как он его называл, тазиком на коленях. Его постоянно тошнит, другие с такой же частотой откашливаются. Флориан между тем держит белые полоски органзы в синем растворе, смешивает этот синий, по рецепту Альфреда, с бирюзой и зеленым, то и дело бегает к другу – показать образцы новых оттенков, пока, наконец, глубокой ночью не добивается того самого синего цвета. Альфред окрестил его «адзуро».

«Адзуро», – шепчет Флориан, уткнувшись в сизый ковер.

23 мая в магазин зашла эта серая мышка. И Альфред оказался прав – даже из нее синее платье сделало нечто восхитительное. Она смущенно погладила шуршащие складки органзы. Альфред хихикнул, будто от щекотки. Щеки его зарделись:

– Элизабет Арден, Morning blush. Только что вывесили, минуту назад.

Флориан стоял у кассы и наблюдал за ним.

«Боже тебя упаси меня пудрить, когда я умру. Не вздумай тратить ни одного лишнего пфеннига. Тебе наверняка будут впаривать дорогой гроб, хотя для кремации он совсем не нужен. Боюсь, ты спустишь все сбережения на мои похороны». – Десять минут назад прозвучали эти слова в их крошечной кухоньке, десять минут назад Альфред неожиданно выпалил их. Так стреляют ковбои – выхватив пистолет из кобуры, от бедра.

Десять минут назад. А теперь он стоит перед этой маленькой, полноватой женщиной с плохой стрижкой, хлопает в ладоши и восклицает: «Ах, вы похожи на облако!»

Как Флориан любил эти его восторженность, энтузиазм, наивность! Только Альфред мог заставить портних в Чехии сшить синее платье из материала, который постоянно рвался. Женщины пришли в отчаяние, позвонили поздно ночью и с сильным акцентом заявили:

– Не годится! Не можем шить синее платье!

– Можете, можете, – заверил их автор идеи и потянулся за сигаретой. Вообще-то ему строго-настрого запретили курить, однако Флориан молча протянул другу зажигалку. Неужели теперь отказаться от всего? Спиртное Альфред больше не употреблял совсем, не мог, химиотерапия сделала его импотентом, так что от одной сигареты хуже ему уже не станет. – Вы справитесь, – кричал он в трубку, – я уверен, справитесь! Вы сошьете прекраснейшее синее платье всех времен и народов и осчастливите сотни женщин. Я точно знаю!

Он умолк на мгновение. Флориан знал: на том конце провода, в Чехии, к измотанным швеям потихоньку возвращаются силы и вера в успех. Альфред умел вдохновлять как никто!

– Возьмите газету, – руководил он, – да-да, просто газету, обычную газету, и зашейте ее в шов, ну, в стык двух полотнищ. Да-да, совершенно верно. Берите подкладку, потом газету, потом органзу. Да, вот так, правильно… – Он успокаивал, инструктировал портних и, закрывая трубку ладонью, хихикал, обращаясь к Флориану: – Немного внешней политики нашему платью не помешает!

Стежок за стежком кутюрье, словно проводник в горах, вел женщин к своему синему платью. А Флориан дремал и во сне видел газетные заголовки и Средиземное море.