Скажи смерти нет!   ::   Кьюсак Димфна

И когда он стоял с поднятым шприцем, прежде чем ввести иглу в тело Джэн, и она шарила руками, ища еще не исколотый бесчисленными уколами кусочек тела, он старался ни о чем не думать. А если и думал, то думал не о боли, которую ей причиняет теперь, а о муках, от которых он ее избавляет. Рука его оставалась твердой, хотя во рту у него пересыхало и все будто обрывалось внутри; когда же он нажимал на поршень шприца, ему казалось, что игла вонзалась в его собственное тело.

Для Джэн эти дни были полны восторгов. Безвозвратно исчез страх, владевший ею там, в палате, где она лежала целый день под табличкой с надписью «Молчание», глядя на медленно умиравшую от удушья миссис Майерс, горло которой неумолимо разъедала болезнь. Болезненная слабость, владевшая ее телом, перешла в какое-то совсем иное качество. Джэн жила теперь в состоянии подъема, и это уносило ее за пределы боли и страха, сознание ее не туманилось больше, оно вновь обрело ясность, которая, как ей часто думалось в последнее время, начинала покидать ее. Часами она следила за облаками, плывшими в небе, за солнечными бликами, игравшими на озерной глади, за тенями, пробегающими по ее постели; прислушивалась к бесчисленным звукам мира — к стрекоту сверчка в траве, к треску трещотки-трясогузки в низкорослых кустах лилли-пилли, к шепоту сучьев шиоки и всплеску и всхлипам волн, лизавших сваи.

Иногда Барт брал ее на руки, она клала голову ему на плечо, и тогда счастье переполняло ее, слишком глубокое, чтоб выразить его словами. Любовь и благодарность к нему вспыхивали в ней ярким пламенем. И при виде его постаревшего, осунувшегося лица, седины на висках, его усталой походки, становившейся день ото дня тяжелее, слезы начинали душить ее. «Что я сделала с ним?» — думала она.

— Милый, ты столько дал мне, — говорила она ему. — Когда я поправлюсь, я отплачу тебе за все.

Она нежно касалась рукой его рта, и он на мгновение прижимал ее пальцы к губам.



Глава 51

I



После нескольких тихих дней бешеный ураган вдруг прилетел с юга. Дикие порывы ветра швыряли дождь в окно, словно пригоршню камней, хлестали по кронам деревьев и нещадно секли озерную гладь, покрывая ее мутною пеной.

С переменой погоды кончился и краткий период начавшегося улучшения в здоровье Джэн. Началось то, о чем предупреждал его доктор Хейг, — начались разнообразные нарушения функций организма, к которым он уже привык, работая в палате. Но ни предостережения доктора, ни работа в палате не могли подготовить его к перемене, происходившей сейчас в Джэн.

Он наблюдал страдания мужчин в двадцать первой палате со стороны, сейчас же ему казалось, будто страдает его собственная плоть, словно у него самого ломит кости, словно это его пульс вдруг учащается, пропадает и снова начинает бешено стучать, словно это его легким не хватает воздуха, словно это у него сдавливает и болит горло. И, прижимая к себе Джэн, раздираемую приступом кашля, он словно терзался от собственной муки.

Иногда ее сердце, трепыхавшееся слабо-слабо, как у птицы, вдруг останавливалось совсем, и тогда у него тоже на мгновение замирало дыхание; но потом сердце ее начинало биться снова. Ночи и дни слились, он уже не различал их. Словно все свелось к одной нескончаемой процедуре умывания — он обмывал хрупкое тело Джэн, и казалось, что плоть ее таяла с каждым часом у него на глазах, и остались только кости да обтягивавшая их кожа. Благословенное облегчение давал им обоим лишь укол. С неистово колотившимся сердцем он ждал, когда кусочки таблетки разойдутся в кипяченой воде и он сможет наконец наполнить раствором шприц. Потом он сжимал пальцами ее мягкое нежное предплечье и с горечью думал, что ни любовь, ни забота — ничто в мире не может облегчить сейчас ее муки: только лекарство.

Вначале Джэн не разрешала ему забрать себя с веранды в дом.