Сказка   ::   Набоков Владимир Владимирович

-- Ну, конечно, конечно,-- вкрадчиво отвечал старик, наклоняясь к девочке.

Они прошли. Пахнуло духами. Эрвин обернулся, затем продолжал свой путь.

"Однако.-- вдруг спохватился он.-- Двенадцать -- число четное. Нужно еще одну, и нужно успеть до полночи..."

Ему было досадно, что приходится еще искать,-- и вместе с тем приятно, что есть еще одна возможность.

"По дороге найду,-- успокаивал он себя.-- Несомненно найду..."

-- Может быть, это будет лучшая из всех,-- вслух сказал он и стал зорко всматриваться в блестящую темноту,

И вскоре он ощутил знакомое сладкое сжатие, холодок под ложечкой. Перед ним быстро и легко шла женщина. Он видел ее только со спины,-- он не мог бы объяснить, что именно так взволновало его, отчего с такой мучительной жадностью ему захотелось ее обогнать, заглянуть ей в лицо. Можно было бы, конечно, случайными словами описать ее походку, движение плеч, очерк шляпы -- но стоит ли? Что-то вне зримых очертаний, какой-то особый воздух, воздушное волнение,-- влекло за собой Эрвина. Он шел быстро, но все же не мог поравняться с ней, в глазах мелькал влажный блеск ночных отражений, женщина шла ровно и легко, и ее черная тень вдруг взмахивала, попав в царство фонаря, и, взмахнув, скользила по стене, перегибалась на выступе, пропадала на перекрестке.

-- Боже мой, но ведь мне нужно видеть ее лицо,-волновался Эрвин.-- И время идет.

Но потом он о времени забыл. Эта странная, молчаливая погоня по ночным улицам опьянила его. Он ускорил шаг, обогнал, далеко перегнал женщину, но из робости не посмел оглянуться,-только опять замедлил шаг, и она, в свой черед, его перегнала, да так быстро, что он не успел разглядеть. Снова он шел в десяти шагах за ней,-- и уже знал, несмотря на то, что лица ее не видел, что это есть лучшая его избранница. Улица горела, прерывалась темнотой, снова горела, разливалась блестящей черной площадью,-- и снова женщина легким толчком каблука ступала на панель,-- и Эрвин за ней, растерянный, бесплотный, опьяненный туманом огней, ночной прохладой, погоней...

И опять он перегнал ее, и, опять оробев, не сразу повернул голову, и она прошла дальше, и он, отделившись от стены, понесся следом, держа шляпу в левой руке и взволнованно болтая правой.

Не походка, не облик ее... Что-то другое, очаровательное и властное, какое-то напряженное мерцание воздуха вокруг нее,-быть может, только фантазия, трепет, восторг фантазии,-- а быть может, то, что меняет одним божественным взмахом всю жизнь человека,-- Эрвин ничего не знал,-- только шел по тротуару, ставшему тоже как бы бесплотным в ночной блестящей темноте, только смотрел на ту, которая быстро, легко и ровно шла перед ним,

И вдруг деревья, весенние липы, присоединились к погоне,-они шли и шушукались, с боков, сверху, повсюду; черные сердечки их теней переплетались у подножия фонаря; их нежный липкий запах подбодрял, подталкивал.

В третий раз Эрвин стал приближаться. Еще шаг... Еще. Сейчас обгонит. Он был уже совсем близко, когда внезапно женщина остановилась у чугунной калитки и звякнула связкой ключей. Эрвин, с разбега, едва не наскочил на нее. Она повернула к нему лицо, и при свете фонаря он узнал ту, которая утром, в солнечном сквере, играла со щенком,-- и сразу вспомнил, сразу понял, всю ее прелесть, теплоту, драгоценное сияние, Он стоял и смотрел на нее, страдальчески улыбаясь. -Как вам не стыдно...-- сказала она тихо.-- Подите прочь.

Калитка открылась и с грохотом хлопнула. Эрвин остался один под умолкшими липами. Постоял, затем надел шляпу и медленно отошел. Пройдя несколько шагов, он увидел два огненных пузыря,-- открытый автомобиль, стоящий у панели. Он подошел, тронул за плечо неподвижного шофера.

-- Скажите, какая это улица,-- я заблудился.

-- Улица Гофмана,-- сухо ответил шофер.