Следы у моря   ::   Маркович Дан

Мама говорила, его сослали, а потом он не вернулся. Скорей всего, умер, но никто не знает, где. Эдику не говори, он верит, что отец вернется. Может, еще вернется, кто знает. Так Фанни всегда говорит - "кто знает... Жаль, я в бога не верю, но думаю, и он многого не знает..."

Мы пошли к морю. Там давно уже земля заросла травой, от окопов даже канавок не осталось.

Я вспомнил, как мы с папой первый раз приходили сюда, пробирались к воде, подошли к сырому темному песку, и он говорит - вот и вернулись.

Я не хотел плакать, и чтобы Эдик не видел, отвернулся, стал смотреть на деревья вдали, на памятник Русалке, погибшему броненосцу, на камни, наполовину в воде, с белой каемкой, это соли, папа мне говорил, будет прилив, полоска скроется.

Почему соли не уйдут обратно в воду, я спросил его как-то.

Он посмотрел на меня, говорит, молодец, хороший вопрос. Потому что в воде этих солей много, море больше не принимает их.

Отчего же они на камень вышли?

Оттого, что их не было там, вот и вышли. А потом солнце, ветер, они изменились, обратно им нет пути. Наверное, как нам.

Я не понял, куда нам идти.

Он говорит, сам не знаю, но куда-то мы идем ведь.

А потом говорит - почему читать не любишь, ты же способный парень, я вижу.

Я вздохнул, у меня уже есть книга, я все время думаю о ней, другую читать не интересно.

Робинзон?

Да. Как он жил один?

Папа вздохнул, сам не знаю, нужно очень сильным быть... или несчастным. Но со временем поймешь, много хороших историй есть, в жизни не все плохо кончается.

Как же не плохо, если умирают все?

Это нескоро, еще много хорошего будет, и плохого, но дороже жизни нет ничего.

.......................

Я не хотел вспоминать, само получилось.

Эдик начал фотографировать, давай, тебя щелкну.

Я боялся, что слезы видно, их еще ветром не высушило.

Но он уже щелкнул, засмеялся, говорит, через десять лет посмотришь, удивишься, что был такой.

Какой?

Ну, небольшой, молодой.

Мне стало смешно, ничего себе, десять лет, ужасно долго, кто знает, что будет тогда - никто не знает.

Давай, я тебя сфотографирую, говорю ему.

Давай.

Он встал, скорчил рожу, и я его сфотографировал, наверное, неплохо получится.

Меня положили спать в большой комнате. Утром мы встали, позавтракали, он тоже в школу не пошел, обрадовался и говорит, ты еще у нас поживи, веселей будет.

Потом мы смотрели фотографии, обедали, сидели перед окном, во дворе ребята катались по камням на велосипедах. У нас не было, Эдику мама обещала купить, он говорит, будем по очереди кататься, я не жадный, ты знаешь.

Вечером пришла мама, погладила меня, еще поживи немного здесь, говорит, потом я тебя возьму и уж никогда не отпущу. Поцеловала, она это редко делала, все боялась, что заразная. Поговорила с Соней, и ушла в темноту, она в забор не уходила, только кругом, но все равно недалеко.

На следующее утро Соня разбудила нас, говорит - хватит бездельничать, лодыри, пора в школу. Накормила, и мы пошли по старым камням, мимо бани, в ней еще темно, пахнет мыльной водой... потом через базар, там в темноте таскают ящики, приезжие ругаются за места... дальше огни и шум, знакомые ребята...

Учились как обычно.

Я не боюсь

Вечером пришла мама, Алик, пора домой.

Мы пришли, в наших комнатках пусто, тихо, пахнет больницей.

Я хотел спросить, где Фанни, но молчал.

Мы поужинали. Она говорит, сядем на диванчик. Сели, она обняла меня:

Алик, мы вдвоем остались.

Она больше не плачет.

Алик, теперь ты станешь взрослым, детство кончилось, Алик. Прости, так получилось, ужасно повернулась жизнь. Мы не сумели, Алик. Мы хотели, чтобы у тебя, как у нас в детстве, но тогда другое время было.

Какое?

Когда мне было столько, сколько тебе... Мирная жизнь. Свой дом. Большая семья. Тихий чистый город Таллин, море, парк у моря, все, что мы с папой любили.